Ын Хигён - Тайна и ложь

Когда появился отец, все домашние вздохнули с облегчением, почувствовав себя в безопасности, однако в ту же секунду они снова застыли от ужаса, испугавшись за жизнь главы семьи. Отец на шаг отодвинул своих и встал перед мужчиной, возвышаясь над ним.

— Опусти нож.

В ответ на сказанные низким голосом слова отца мужчина резко взмахнул ножом и закричал:

— О чем ты говоришь, сволочь?! Сначала верни мне брата!

Однако он не смог сделать ни шага.

— Я очень хорошо знаю, как болит твоя душа. Мне очень жаль. Но об этом деле…

Стоило мужчине только услышать о сожалении, как чувство горькой обиды, негодования и тоски, должно быть, захлестнуло его, и он закричал, не дав отцу договорить:

— Да что вы можете знать, сытые негодяи! Откуда вам знать, каким несчастным он был! Что вы можете знать, когда лишь кидали ему какие-то гроши, сучьи дети!

Мужчина громко заплакал, утирая слезы. Его жалобы на жизнь раздавались довольно долго. В это время из своей комнаты вышел Ёнчжун, до этого тихо сидевший там. Его комната находилась рядом с прихожей, и он мельком увидел управляющего делами фирмы Кима, водителя грузовика Пака и тракториста Тумана, с напряжением наблюдавших за тем, что происходит внутри дома.

В ту ночь Ёну не мог уснуть даже после того, как родители отправились спать и погасили свет. Отец упрекнул его за то, что он вел себя неосторожно и мог оказаться в опасности, но Ёну знал, что в глубине души отец не укоряет его, поэтому был взволнован.

Он снова и снова вспоминал тот момент, когда отец появился сзади со словами «Отпусти ребенка!», и с каждым разом все более привлекательной представлялась ему эта сцена. Ёну в душе надеялся, что именно брат скажет ему что-нибудь о том, как они вместе с отцом вдвоем противостояли мужчине.

Ёнчжун был приветлив с Ёну только тогда, когда разбивал иллюзии или объяснял суровость действительности.

— Вот поэтому тебя и считают наивным ребенком.

Ёну оставалось только терпеть, и он тяжело переживал, выслушивая слова брата, всегда начинавшиеся с несправедливой критики в его адрес.

— Отец вел себя храбро, потому что полагался на людей, стоявших у входа в дом, один бы он так не смог держаться. Может, и пощады бы попросил, кто знает?

— Перед нами он не стал бы этого делать!

Ёну не нравилось, что брат называет его ребенком, и в какой-то мере признавал объяснение Ёнчжуна, но он не думал, что отец — что бы ни случилось — мог предстать перед семьей в таком унизительном виде. Ёнчжун понимал, что в отличие от Ёну он не сыграл никакой роли в этой семейной драме, поэтому хотел думать, что все остальные люди в душе всего лишь трусы, такие же, как и он сам. Он спросил со злостью:

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю.

— Да, но откуда ты знаешь?

— Знаю и все!

Ёну ни разу не удавалось выиграть словесную борьбу у Ёнчжуна, поэтому он мог только обороняться, но он не считал брата правым, никогда не принимавшего сторону родителя, хотя отец только его и хвалил. Сам Ёну неизменно был на стороне отца.

В этом противостоянии, начавшемся с выяснения того, кто сильный, а кто слабый, заранее был известен победитель. Поскольку борьба, затеянная одной стороной с целью получить что-то от другой, началась с признания силы противника первой стороной, шансов на победу у нее было мало. Ёнчжун, будучи студентом университета в 1980-е годы [17] В 1980 году в Южной Корее развернулось движение за демократию, которое началось с выступлений столичных студентов. Известны события, происшедшие в городе Кванчжу провинции Чолладо, названные народным восстанием, когда полицией жестоко была подавлена антиправительственная демонстрация, в результате чего погибло около двухсот человек. , много раз собственными глазами видел такую борьбу, и знал об этом, испытав поражение. В противостоянии отца и сына преимущество было на стороне отца, поэтому, даже стоя с отцом лицом к лицу, Ёнчжун считал, что полностью вернет полученное от него. Он не хотел иметь ничего общего с отцом, лишил родителя прав на собственного сына и думал, что выбрал правильный путь. По своему опыту он знал: чтобы слабому стать сильным, остается только одно — на самом деле решиться на убийство. Когда действительно идут убивать противника, то его или душат во сне, или подкарауливают, спрятавшись где-то, и режут ножом. Часто в кино показывают такие сцены, в которых герой получает удовлетворение, рассказывая врагу всю правду или наслаждаясь своей местью, стоит перед жертвой, объясняет подробные детали, и в это время получает пулю в спину. Через несколько секунд умирающий узнает, как все было на самом деле или что думает убийца, но уже ничего нельзя исправить, и снова оставшиеся в живых хотят скорей покончить с этим делом, но до последней минуты, когда уже нужно убегать, выбирают красивые слова, тянут время, и все это выглядит глупо. Однако в кино в нужном объеме невозможно показать, что было до и что будет после этой сцены, поэтому остается только с помощью речи героя вести сюжетную линию картины, и даже если не брать во внимание фильмы, сделанные без особого мастерства, можно объяснить, почему так часто снимаются подобные эпизоды. Все дело в обычной человеческой душе, которая боится смерти и убийства. В самый последний момент, сбросив груз тайны, мы думаем, что человек имеет право узнать правду. Как бы то ни было, и Ёнчжуну казалось, что в тот момент, когда приставляешь дуло пистолета к голове человека, которого хочешь убить, под воздействием эмоций должно появиться желание открыть рот хотя бы на несколько секунд. Все равно «прирожденный убийца» [18] Сравнение с голливудским фильмом «Прирожденные убийцы» («Natural born killers»). из него не получится.

После войны с применением ракет и мощной техники лишь сухим языком статистики говорится о потерях — гибели совсем неизвестных людей. Но в рукопашном бою, где противники катаются в темноте по земле, схватившись друг с другом, возникают леденящие кровь эротические чувства любви и ненависти, жизни и смерти. Ёнчжун думал, что и Ёну не может одержать победу ни в какой борьбе главным образом из-за того, что относится к типу людей, чувствующих любовь и ненависть к врагу.

Можно было собрать людей, неожиданно ввалиться в дом, сразу отнять нож и обругать человека, но отец вошел один, встал лицом к лицу с противником и убедил его не причинять никому зла. Такое исполнение драматической роли было в стиле отца. Возможно, отец полагался все-таки на людей, стоявших у входа в дом, но он не был презренным человеком, который хотел легко победить, использовав свою власть. Как считает Ёнчжун, в жизни отца была одна-единственная борьба, в которой он пытался победить с помощью власти. Она касалась жизни Ёну и закончилась поражением. Все говорили, что Ёну не смог оправдать доверия отца из-за старшего брата, однако Ёнчжун так не думал. Отец как человек, умеющий находить выход из любой ситуации, предвзято относился лишь к Ёну. Если попробовать применить отцовский взгляд на жизнь, представленный в виде борьбы и победы, то образ жизни Ёну сравним не с ракетной войной, а с рукопашным боем.