Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

Ада задумалась: «Провалы в памяти? Как их отыскать?»

– Или в твоей голове так пусто, что она – сплошной провал? – издевалась девица. – Ты даже понятия не имеешь, с кем спишь. Скоро окажешься на улице с пустыми карманами. Его любимый трюк. Можешь проверить. Душка князь куда лучше, ты присмотрись к нему.

– Мне советы не нужны.

– Правда? А мне кажется, не помешают. Похоже, ты вообразила себя королевой. Ни одна у него долго не задерживается. А уходить надо было после первой ночи. Он как наркотик: понимаешь, что вреден, а отказаться уже не можешь. Теперь жди, пока он тебя не вышвырнет. А случится это тогда, когда ты меньше всего ожидаешь.

Ада собралась уходить. От откровений тощей стервы ей стало не по себе. Конечно, она знает, что у Ашера были и другие женщины до нее. Она знает: он расстанется с ней, как только ему надоест. Но разве это преступление – желать хоть чуточку особого внимания? И он ведь назвал ее своей девушкой. Вряд ли он говорил так о многих.

Девица всем корпусом повернулась к Аде, жадно потянулась к ней, платье натянулось как струна:

– Он ведь делает это с тобой в темноте? Всегда в темноте? Никогда при свете? Почему, как думаешь?

– Наверное, есть причины.

– Ха-ха. – Девица откинулась назад, с непониманием уставившись на Аду, будто сетуя на глупый ответ. – Неужели тебе не жаль, что он не любуется твоим телом? А может, у тебя плохая кожа, и ты счастлива, что он не замечает?

Ада уже взялась за ручку двери, когда услышала:

– Не вздумай влюбиться в него, будет еще хуже. Как-то мне надоел вечный мрак, я зажгла свечи – для романтики. Он потушил их все, кроме одной. И пообещал, что я это запомню. Смотри. – Аде ничего не оставалось, как обернуться. Девица стянула с левой руки длинную, выше локтя, перчатку. – Он выжег какой-то знак, свечой по живому. Думаешь, я хоть вскрикнула? Мне было так больно, что не передать. Но он пожелал, чтобы я молчала. Попробуй сопротивляться – увидишь, что это не ты решаешь не кричать от боли, а он мысленно приказывает тебе молчать. Словно некий повелитель в твоей голове. Прислушайся – ты поймешь, что он тобой управляет. И да, ту ночь я запомнила, зато поняла, что совершенно не помню все остальные. Конечно, он выгнал меня после этого. Зимой, под дождь. В одной сорочке.

Ада бесшумно прикрыла за собой дверь. Раздраженно хлопнуть – значит проявить слабость, показать, что тебя задевают откровения бывшей подружки Гильяно. Но в ее словах, наверное, была доля правды. Правда была и в том, что Ада не могла уйти от Ашера. Одна мысль об этом повергала ее в ужас. У этого липкого тошнотворного ужаса, который пропитывал пространство, был вкус и особый запах. Вкус скользких рыбьих внутренностей и запах сырой земли.

Стражи Таблиц МЕ почти не покидали Дом Гильяно. Раньше они часто выходили в мир, чтобы проверить последствия того, что написано в Таблицах. Но теперь лишь анализировали информацию, полученную от Адвокатов, Воинов и Смотрителей – тех, кто вынужден был покидать Дом Гильяно по долгу службы. В Доме время шло медленнее, а для Стража продолжительность жизни и память имели большое значение.

В малой библиотеке был сервирован поднос с закусками, бар приветливо открыт, графины полны, свет перебирал в гранях янтарную желтизну и бордовый бархат напитков. Похоже, князь ди Конти знал, что Гильяно понадобится уединение, и приказал создать подобающую атмосферу. Ашер тут же налил себе виски, сделал большой глоток, обернулся к Винсенту:

– Ты принес хотя бы одну Таблицу?

– Отличная шутка, Аш. Отличная шутка, – натянуто улыбнулся Винсент. – Вино из виноградников князя? Надо попробовать. – Он потянулся к графину.

Ашер предупредил:

– Ты будешь разочарован. Семья князя была искушена в накоплении богатств, но совершенно не смыслила в виноделии.

Винсент пригубил из бокала:

– Не самое большое разочарование. Так как твои дела, Аш?

– Неплохо, как видишь. Но я удивлен. Страж просит меня о встрече. Меня, изгнанного и проклятого. – Он щелкнул позолоченной гильотиной, обрезая сигару.

– Иногда приходится идти против правил, Аш. Мы надеемся на твою память. Ты помнишь все круги жизни.

– Моя память не такая уж крепкая штука, Винс. Здесь, в мире, ясность взгляда теряется очень быстро.

Винсент прошелся по комнате:

– Таблицы МЕ не работают.

– Что за ерунда? Как могут не работать ключи от этого мира? Он бы уже разлетелся на атомы.

– Они не работают, все, что мы пишем, не проявляется в мире. Или проявляется, но очень слабо. Люди упорно следуют по пути разрушения, по пути лилу. С тех пор как в Доме перестали рождаться Лучшие из Лучших, внешний мир прогрессирует в сторону этих уродцев очень быстро. Посмотри вокруг, Ашер, с тех пор как синеглазые ублюдки дали людям технологии, мало кто из простых смертных задумывается о душе. Целыми днями они изобретают искусственную реальность и все глубже в нее погружаются. Люди превращаются в бездушные машины. Становятся во всем похожи на лилу. Мир несется в пропасть. Все чаще рождаются дети, которые не могут ощутить связь со своей душой, она едва держится в них. Они чувствуют себя роботами, которые накапливают и перерабатывают информацию.

– Не скажи. Один из ваших проектов оценил даже я. Наркотик, напрямую воздействующий на душу. ЛСД.

– Ты пробовал? – Винсент постарался придать голосу полное безразличие, но сам жадно ловил ответ.

– Не настолько я жалок, Винс. Связь со своей душой я пока не теряю.

Винсент смущенно провел рукой по лицу:

– Провальный проект. Начались сильные искажения. Его быстро запретили. Люди бояться чувствовать свою душу. А ты что-нибудь улавливаешь из того, что происходит в Доме?

– Нет. Стена и тишина, – пояснил он Винсенту на языке знаков Стражей, чтобы тот лучше его понял.

– Проклятие действует. Иначе ты не был бы так спокоен.

– А что у вас происходит?

– В Доме умирают. Один за одним. УР.УШ.ДА.УР.

Смысл слова был так же ужасен, как и его звучание. Ашер опустил глаза. Самая страшная смерть. Когда тело перестает быть временным прибежищем души, а становится ее тюрьмой. Кара богов за продление человеческой жизни.

– Я сам стер знаки УР.УШ.ДА.УР с Таблиц. Вот этой рукой. – И Ашер поднял правую руку с бокалом виски. – Содрал кожу до крови, но стер.

– Ты стер. А стоило тебе уйти, они проступили заново, на прежнем месте. И я стираю их каждый день, а они появляются снова. Взгляни на мою руку. – Винсент стянул перчатку и протянул раскрытую ладонь Ашеру.

Сквозь остатки мяса просвечивали сухожилия и белели кости суставов. Но вид изуродованной руки не тронул Ашера:

– Ты стираешь? А почему не Аарон?

– Аарона больше нет.

И он показал Ашеру образ: человек в обрывках белья бежал к бассейну, приникал ртом к воде и пил, раздуваясь, увеличиваясь вдвое, втрое. Его начинало рвать кровавыми массами, кровь хлестала из ушей. Он вгрызался в край бассейна, вывихивая челюсть, грыз бетон, ломая зубы, а все потому, что не мог терпеть ту боль, которая раздирала его изнутри.