Алексей Иванов - Хрестоматия Тотального диктанта от Быкова до Яхиной

Отец Любы уже много лет был главным санитаром и заслуженным работником психушки. Старших санитаров было несколько, а главный – один.

– Что, больше преподавателя в университете? Больше профессора? – не поверил второй восьмиклассник.

– Про профессора не скажу, но уж побольше нашей Липучки точно, – ехидно сообщила девушка. И уточнила громким шепотом: – Ровно в пять с половиной раз.

Младшие дети, не допущенные к разговору взрослых, но внимательно за ним следившие, ошарашенно переглянулись и зашептались. Распахнулась дверь. В класс мелким, семенящим шагом вошла Липа Ивановна, по-простому – Липучка, поправляя на ходу выбившиеся из пучка жидкие волосы. Как женщина она была некрасива и нелюбима. Дети это знали.

– Аполлонова, не задирай юбку, – вместо приветствия устало скомандовала она.

Люба плавно опустила ноги в блестящих туфельках на пол и не спеша процокала на заднюю парту. Восьмиклассники проследовали за ней. В животе у Мотылька опять что-то дрогнуло. Люба была тем единственным, что как-то примиряло его с Островом – хоть немного, хоть иногда. И тем единственным, что он хотел бы забрать отсюда.

– Историю сегодня буду вести я, – объявила Липучка, бросая на учительский стол журнал.

– А Роман Романыч?.. Что с ним?.. Заболел?.. – раздались встревоженные голоса.

Роман Романович Николаев был директором школы и единственным учителем, который пользовался у учеников авторитетом, а у некоторых даже любовью. Он вел историю, географию, ботанику и биологию, часто сплавляя эти дисциплины в единый увлекательный урок о жизни и ее законах.

– Да, он сегодня отсутствует… – медленно, словно через силу, проговорила Липучка, отводя глаза к окну.

Потом решительно взяла мел и стала царапать на доске каллиграфическим почерком тему урока: «Царствование Ивана Четвертого (Грозного)».

Урок Липучки Мотыльку не понравился. Очень интересные вещи она рассказывала совершенно неинтересно. Как стертую колоду, устало и обыденно, она тасовала жадных бояр, жестоких опричников, безрассудных стрельцов и даже самого́ властолюбивого и кровожадного царя Ивана Васильевича. Все эти некогда мощные и влиятельные фигуры обрывками плоского и серого текста из школьного учебника вылетали в открытую форточку. Обратно влетал далекий шум волн.

К концу урока класс задремал. Мотылек думал о том, что сегодня вечером опять разложит в подвале тряпичного человечка и попытается убить деда.

– …Отступая в 1550 году от Казани во время своего очередного похода, Иван Грозный выбрал место для постройки будущей крепости, которую он планировал использовать для взятия неприступной столицы Казанского ханства. В 1551 году крепость была собрана за четыре недели из деталей, заготовленных в районе Углича и сплавленных по Волге… – монотонно читала Липучка, шелестя страницами.

Мотылек не сразу понял, что речь идет об Острове.

– …Великий князь приказал срубить город с деревянными стенами, башнями, воротами, как настоящий город; а балки и бревна переметить все сверху донизу. Затем этот город был разобран, сложен на плоты и сплавлен вниз по Волге, вместе с воинскими людьми и крупной артиллерией… – Липучка мельком посмотрела на часы. До конца урока оставалось пять минут. – Сам Иван Васильевич возвратился в Москву, а город этот занял русскими людьми и артиллерией и назвал его Свияжском.

– Это что, про наш Остров, что ли? – громко спросили с задней парты.

– Да, – равнодушно откликнулась Липучка и продолжила чтение: – Построенный вскоре город стал базой русских войск при осаде Казани в 1552 году. Осада длилась полтора месяца и закончилась взятием Казани 2 октября 1552 года. Последний, третий по счету казанский поход Ивана Четвертого оказался успешным. Казанское ханство прекратило существование и вошло в состав Московского государства.

Липучка захлопнула учебник:

– Домашнее задание – дочитать главу до конца.

– Подождите! – вскинулись на задней парте. – А как?! Как взяли Казань-то?! Они ж, то есть мы ж, отсюда ее брали, с этого Острова!..

Липа Ивановна всю свою жизнь вела в школе русский язык и литературу. Она напрягла лобные мышцы, пытаясь вспомнить хоть какую-нибудь информацию об этом историческом событии в школьном курсе литературы.

– Кажется, есть легенда о том, что из Свияжска был выкопан подземный ход в центр Казанского кремля. По этому ходу русские доставили под кремлевские стены бочки с порохом и взорвали их, прорвав оборону защитников города, – неуверенно произнесла она.

Класс восхищенно загудел.

– Но! – Липучка подняла вверх строгий палец. – Это всего лишь легенда. Сами понимаете, что выкопать подземный ход длиной полтора десятка километров, да еще под такой большой рекой, как великая русская река Волга, в шестнадцатом веке было совершенно невозможно.

Дети разочарованно выдохнули.

– Так что как всё было на самом деле – почитаете сами в учебнике, – закончила она, вставая из-за стола.

– Нам Роман Романыч расскажет, когда выздоровеет, – мстительно заметили с задней парты.

Липучка медленно распрямила спину, кинула долгий взгляд в окно и, ничего не говоря, чинно понесла свое некрасивое лицо из класса.

В этот миг зазвонил большой колокол. Его басистые удары, словно августовский гром, накрыли Остров. Значит, из психушки опять сбежал белый и скоро начнется облава.

Никто на Острове этого уже не помнил, но когда-то колоколов было тридцать восемь, самого разного размера и тембра; в дни праздников с ними управлялись семь звонарей; послушать звон ехали со всей Волги. Большой колокол был главой этого разноголосого семейства, его отлили первым. А после изгнания монахов его единственного оставили жить – не сняли и даже не отняли язык. Правда, возвещал он теперь лишь об одном – о скором начале охоты на живого человека. Остальные колокола отправили в Казань на переплавку, и они давно уже стали штыками, пулями, ружьями, танками.

Услышав бой колокола, дети кинулись сначала к окну, а потом с громкими криками вон из школы. Специальным приказом Наркомвоенмора еще в тридцатые годы всё взрослое островное население обязали при первых звуках тревоги поступать в распоряжение медицинского персонала лечебницы для поиска сбежавших пациентов – вплоть до их поимки. Для учителей не было сделано исключение, а это означало, что уроков сегодня уже не будет. Дети могли развлечься: принять участие в облаве. Или, если пока не хочется, понаблюдать за ней.

Мотылек решил понаблюдать. Прибежав домой, он схватил фонарик (облава могла продлиться до темноты), сунул в карман пару зачерствевших пряников и помчался к храмам.

Ива – дерево тонкое, деликатное. Листьями шумит сухо и нежно, шепотом; тихо плачет о чем-то своем, сначала девичьем, потом стародевичьем. Мотылек любил ивы, а одну из них – морщинистую, разлапистую, с тремя корявыми, смотрящими в разные стороны стволами, – особенно. Ива росла у стены храмового подворья. Она была так стара, что, наверное, помнила то время, когда на Острове не было храмов. А может, совсем молодым деревцем видела и основателя поселения – царя Ивана Васильевича… Ива была очень высока. На одном из ее стволов сейчас сидел Мотылек и наблюдал за происходящим внутри подворья.