Элизабет Говард - Смятение [litres]

Он ждал ее у билетной кассы. На нем был старый темно-синий свитер под горло, серые фланелевые брюки и чрезвычайно старый твидовый пиджак, в руках он держал громадную плетеную корзинку, которую распирало от всякой снеди.

– Я захватил с собой кое-что, так что мы можем порисовать, если будет охота, – сказал он.

В поезде по пути до Мейденхеда они обменялись новостями о семействе, а он, как обычно, подтрунивал над нею за неосведомленность о том, что происходит на войне. Знает ли она, к примеру, хотя бы, что Рузвельт умер?

– Разумеется, знаю. – Об этом извещали все афиши вечерних газет еще два дня назад, однако пришлось признать, что они с Клэри в разговорах даже не упомянули об этом.

– Так кто будет следующим президентом?

– Мистер Трумен. Однако больше о нем я ничего не знаю.

– Не думаю, что в этом вы одиноки. Рузвельту же здорово не повезло – пройти через все, связанное со «вторым фронтом» и всем прочим, а потом упустить всю радость победы буквально в шаге от нее.

– Разве победа так близка?

– Теперь очень близка, Полл. Зато много времени понадобится, чтобы вернуться к нормальной жизни.

– Мне кажется, я и вправду совсем не знаю, на что это будет похоже.

– Возможно, это лучше, чем иметь об этом кучу непреложных представлений.

– В любом случае собственная жизнь никогда не кажется нормальной, верно?

– Разве нет?

– Нормальные жизни, – сказала она, – это то, что есть у других. Хотя, скорее всего, если спросить их, то они скажут, что нет.

– Вы имеете в виду, как один из тех ужасных зануд, с кем всегда случается нечто невероятное?

– Они занудны, потому что с таким занудством относятся к этому. Есть люди, – (Хьюго пришел ей на ум), – способные так рассказывать о том, как потеряли мыло в ванне, что вам и в голову не придет их останавливать. Дядя Руперт был таким.

– Короче, – произнес он после короткого печального молчания, вызванного ее последней репликой, – вы приравниваете нормальность к удовольствию?

– Не знаю. А что?

– Потому как если приравниваете, то это вполне может быть следствием того, что из-за войны вам недоставало удовольствий. В таком случае, милая девочка, вас ожидает целая череда упоительных сюрпризов.

Она зарделась, представив себе упоительное, и улыбнулась про себя мысли, что оно окажется сюрпризом.

Когда они прошли от станции до речки и выбрали лодку с плоским дном, управлять которой надо было шестом («наверняка надо с собой заодно и весла взять, я шестом много не натолкаю»), то поплыли вверх по реке. Арчи сказал, что он поработает шестом, пока нога не устанет.

– Предлагаю просто плыть, пока не найдем действительно красивое местечко, где мы можем пикник устроить и порисовать. – Со всем этим она согласилась.

Они отыскали превосходное место, небольшой поросший травой выступ с ивами, свисающими своей свежезеленой листвой до самой зеленовато-коричневой воды.

Они почти покончили с обедом, когда она навела разговор на то, чем он будет заниматься после войны. Он рассказывал про Невилла, уже третий семестр учившегося в Стоув, и говорил, до чего же это интересно, когда меньше чем за год человек смог перемениться настолько, что ныне, похоже, ему нравится заниматься сразу столь многим.

– Интересы он перебирает довольно быстро, – заметила она. – Я знаю, что Клэри это беспокоит. Она боится, что к двадцати годам он перепробует все и ничего больше не останется. Когда он приезжал на первые выходные, он играл на трубе. Играть ему хотелось все время, и Дюши пришлось отправить его заниматься этим на сквош-корт. Теперь – фортепиано, однако играет он только на слух, музыкальной грамоте не учится. И он без ума от зданий и сооружений. И говорит, что хочет быть актером в свободное от путешествий время. А в последние выходные привез с собой приятеля, который только и думает, что о Бахе, а Невилл меж тем заинтересовался ночными бабочками, так они весь день исполняли Баха, а вечером занялись бабочками. Лидия очень обижена. С тех пор как у него произошла ломка голоса, он едва ее замечает.

– Они опять сойдутся, когда он станет чуть постарше. И хорошо, что он пробует себя в столь многом. По-моему, это означает, что к тому времени, когда ему исполнится двадцать, он будет знать, чем ему нужно заняться.

Повисла пауза, а потом она произнесла:

– Он очень вас любит. Это он Клэри сказал. На случай, если вы не знали.

Он снова наполнил их стаканы сидром. И вот, подавая ей стакан, легко выговорил:

– Что ж, я как бы заступил на место его отца.

Закурив сигарету, он откинулся на потертые бархатные подушки. Они оказались напротив друг друга, а между ними – остатки их пикника.

– А как вы намерены распорядиться своей жизнью?

– Уверенности у меня нет. Скорее, в этом смысле все у меня перепуталось.

– Ну, вам не стоит тревожиться, моя прелестная Полл. Прискачет сэр Тот-Самый и унесет вас на белом коне.

– Ой ли? Откуда вам знать?

– Полностью я не знаю. Да и вы, может, не хотите просто выйти замуж. Возможно, вам хочется самой заняться чем-нибудь. Пока не объявится мистер Тот-Самый.

Сердце у нее сильно забилось. Она села. Чувство было такое: сейчас или никогда.

– Вообще-то я была бы совсем не против выйти замуж.

– Ага! И уже выбрали счастливчика?

– Да. – Она устремила взгляд куда-то вправо от макушки на его голове. – Это вы. Единственный, за кого я с удовольствием вышла бы замуж, это вы. – Стремясь предупредить любой ответ, она заговорила быстро: – Я, честное слово, много думала над этим. Я совершенно серьезна. Понимаю, я чуть моложе вас, но люди разного возраста все же женятся, и, я уверена, получается все хорошо. Я всего на двадцать лет моложе, а к тому времени, когда мне будет сорок, вам будет шестьдесят, это ничего не будет значить – сущий пустяк. Но я и не подумаю выходить ни за кого другого, а вы меня достаточно хорошо знаете, и вы сами говорили, что внешность моя вам нравится. Я умею готовить и не стану возражать, если это окажется Франция или где бы вы ни жили… я не стану возражать ни против чего… – Потом она уже не знала, что еще сказать, и заставила себя взглянуть на него.

Он не смеялся, и это было уже кое-что. Но по тому, как он поднял и поцеловал ее руку, она поняла: положение безвыходное.

– Ах, Полл, – произнес он. – Такой комплимент. За всю мою жизнь мне не доставалось такого возвышенного и серьезного комплимента. И я не собираюсь прятаться за всей этой чушью про то, что я слишком стар для вас, пусть даже в чем-то это и правда. Я привязан к вам очень сильно, считаю вас своим надежным другом, но вы не моя любовь, а ужас в том, что если этого нет, то и у всего в целом нет ни единого шанса.

– И вы не считаете, что когда-нибудь вы смогли бы?