Виталий Науменко - Бедность, или Две девушки из богемы

СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

ПОЭЗИЯ, ПРОЗА, ПУБЛИЦИСТИКА

Виталий Науменко

БЕДНОСТЬ,

ИЛИ

ДВЕ ДЕВУШКИ ИЗ БОГЕМЫ

Каяла

2018

УДК 821.161.1’06-31

А/з Н34

Науменко В.

А/з Н34 — Бедность, или две девушки из богемы., Киев:

«ФОП Ретiвов Тетяна», 2018. 108 с. — (Серия «Современная

литература. Поэзия, проза, публицистика»).

ISBN 978-617-7390-91-5

Роман сибирско-московского поэта и прозаика Виталия Науменко (1977 – 2018) рассказывает об Иркутске начала нулевых годов, искусствоведческих сквотах, по-

этических лито и богемных кафе, настоящей любви и иллюзорной смерти.

УДК 821.161.1’06-31

© Науменко, 2018

© «ФОП Ретiвов Тетяна», (Киев), 2018

«Никогда не звони мне ночью. Ненавижу это».

Женя

Для чего принуждать себя к чтению? Оно должно доставлять

радость, хотя бы потому, что добровольно. Или так. Любовь к чте-

нию должна стать чем-то вроде вызова обществу, ведь никто сегодня

читать не любит, даже беллетристику. Все ходят в кино.

Вот для этого и нужны хорошо выстроенные истории. Достоинства

моей книги — это разве что любовная линия, всё прочее — отсту-

пления, болтовня, пустое филофствование. Как будто решительно

каждое слово кажется автору поводом к глубокомысленным раз-

мышлениям и экскурсам в прошлое.

Нет! Это не так. Работая над этой вещью, я учел, что читателю

не стоит читать всё подряд. (Смело пропускайте и не стыдитесь

пропускать главы). Я сохранил любовную интригу, не пренебрег

описанием крепкой мужской дружбы и внес в роман элемент

легкой мистики, не отпугивающей тех близких мне реалистов, кто видит в ней всего лишь искаженное подобие нашего несо-

вершенного мира.

Увы, пока мы слишком слабые и беспомощные создания, что-

бы пытаться исправить друг друга. Поэтому у романа будет много

врагов. Я готов к этому.

Множество затруднений вызвали названия глав. Меня поразил

способ работы одного из коллег: «Бери любую фразу из текста, —

сказал он мне, — да в заглавие ее и ставь».

Так-то оно так, но как же тогда Руссо, Гете, Монтескье? Вы, конеч-

но, напомните мне, что это эпистолярный жанр, а там с заглавиями все

5

просто: «она — ему», «он — ей» (или: «она — ей», «он» — ему»)…

Но литература и есть всего лишь переписка. Или беседа.

Затем — порядок повествования. Всякий скажет, что у меня

он слишком произволен. Так и есть. В оправдание я отвечу, что в

романе во множестве встречаются и главы, логически следующие

друг за другом. С другой стороны, и они настолько же бессвязны

(уже глубоко внутри себя), как остальные. Они не придают хода

действию. Наоборот, как правило, всячески ему не мешают.

Но я отвлекся. Когда вы раз за разом будете убеждаться, что

заглавие главы полностью не совпадает с ее содержанием или

полностью ему противоречит, вспомните это предисловие. Я кля-

нусь, что это не литературный трюк (литературщину я презираю), а попытка объясниться с миром на знакомом ему языке — языке, где всё можно пришить ко всему.

Не то чтобы я это любил…

А еще точнее — всё это возможные варианты общего заглавия

романа, сперва отвергнутые мною ввиду их чудовищной нелепости

и собственной неспособности придумать что-либо, что схватывало

бы его суть.

Не скрою, и нынешнее заглавие многим может показаться

странным, поэтому постараюсь, не кривя душой, разъяснить его

на самых первых страницах.

СРЕДИ ЭТУАЛЕЙ

В начале нынешнего (двадцать первого) века, весной, в Иркутск

привезли выставку фотографий прерафаэлитов. Одна фотография

называлась «Две девушки из богемы».

Юный Сережа Ненашев, наш главный герой, долго стоял

перед ней. Он думал о том, почему невинные девушки так по-

хожи на ангелов. Ангельскую природу они с возрастом теря-

ют, общаясь с мужчинами. Но что было бы: не будь мужчин?

Цивилизация ангелов. Сережа попытался представить себе

цивилизацию ангелов и задумчиво перешел в другой зал. Легче

6

представить амазонок, перерезающих мужчинам горло, чем го-

лубятню, где ангелы в перьях, как голуби, сидят и непрерывно

вертят головами — так резко, как будто не желают смотреть

только в одну сторону.

В музей Сережу провела одна усеянная родинками искусствовед-

ша, и провела не впервые. Родинки эти были не столько рассыпаны, сколько разбрызганы по ее пухлому телу. В них она была идеальна.

Уже не та свернувшаяся в шар, забившаяся в халат, двадцати пяти

годов недоучившаяся закомплексованная дура.

— Я не принимаю Леонардо да Винчи: он на казни ходил смо-

треть, на трупы…

Или:

— Художник Рафаэль (настоящее имя Рафаэль Санти) родился

26 или 28 марта 1483-го года.

— А дальше? — спросил Сережа.

— Дальше я еще не выучила.

— А как же ты в музее работаешь?

— На полставки.

Сережа так и не переспал с ней. Разумеется, как-то они лежали

в одной постели, она складывала на него то ноги, то руки, а он от-

талкивал их, считая, что это руки и ноги художника Морошкина, спавшего, на самом деле, в тот момент на кухне. Морошкину не

мешала ни неудобная поза, ни грохот музыки из динамиков. Он

видел своих покойных друзей, и они разговаривали с ним. Иногда

Морошкин приподнимал руку и тыкал вилкой в невидимую тарелку

с солеными огурцами. Огурцы росли из Земли, а сам он рос из Неба.

НЕУТОЛЕННЫЙ РОМАНТИК

…Утром Сережа проснулся, увидел ее, исскуствоведшу, обошёл

взглядом все родинки, как мореплаватель обходит острова, и только

потом заметил, что балкон открыт, и с него пропали два цветочных

горшка в том месте, где в решетке народными умельцами была про-

пилена большая дыра.

7

Это была ее квартира — не его. На голом полу лежал музыкант

Лесиков, который всю ночь играл на фаготе. Сережа вдруг заметил, что Лесиков и до сих пор играет.

— Ты любишь… Тинторетто? — вдруг спросила девушка и

сделала так, как умеют только женщины: мгновенно обернулась и, улыбнувшись, в упор взглянула в глаза Сереже. Было ли это призывом, Ненашев предпочел не размышлять. Он сделал вид, что спит, таин-

ственно подозревая, что любое его томное движение, занимающее

долю секунды, может стоить ему многих последующих минут, часов

и лет. Что тут можно сказать о мужчине в прозе: «Он повернулся на

бок». К расположению женщины в пространстве не так обдуманно

отнесется только тот, кто ее никогда не видел или видел слишком часто.

Сережа, слегка покачиваясь, в семейных трусах вышел на кух-

ню, где на полу спал художник Морошкин. Содержимое огромных