Андрей Иванов - Обитатели потешного кладбища

Выглядишь превосходно – дела отлично! (англ.)

Доносы (фр.) .

Периодическое издание «Немецкий гид по Парижу», выходил под контролем Комендатуры исключительно для солдат вермахта.

Lebensraum – отсылка к программе национал-социалистов заселения германскими народами Восточной Европы, целиком: Lebensraum im Osten – Жизненное пространство на Востоке (нем.) . Liebestraum – буквально «любовная мечта» ( нем.) .

Notre avant-guerre – роман Робера Бразильяка.

Пишут на стенах невесть что (фр.) .

Каракули (буквально – следы мух, фр .).

Я прошу вас, мадам, я настаиваю (фр.) .

Великие люди редко придают особое значение своему внешнему виду (англ.) .

Jardin du Ranelagh – Сад Ранелага.

От французского déménager – переезжать или заниматься транспортными перевозками (фр.) .

Генерал де Голль осуждает «гегемонии», но утверждает, что СССР – «основной оплот» Европы (фр.) .

Горничная (фр.) .

Тогда да здравствует революция! (фр.)

Романс Михаила Кузмина «Дитя и роза».

Здесь под скрепкой еще одна запись, сделанная очень мелким почерком на оборотной стороне открытки (L’Homme Incroyable et Les Muses: вокруг мсье Моргенштерна кружат девушки в воздушных нарядах, эта открытка, кажется, была рекламным проспектом какого-то театрального представления): «шифр вызовет в случайном читателе удивление, о котором писал де Кирико; этот первый миг больше не повторится – расшифрованный текст станет его собственностью, но передаст мною написанное только поверхностно – перевод настолько же схож с оригиналом, насколько увиденный во сне человек является тем, кого привык знать наяву. Я хочу вызвать детское изумление. Для этого надо заклинать язык, чтобы слова перестали походить на послание, утратили связь с человеческим намерением, необходимо потерять к ним ключи и смотреть на строчки сквозь быструю мутную воду (бессонница, переживания, страх, страсть, ярость, голод, похмелье, если потребуется – украсть что-нибудь, выставить себя подлецом, а затем читать)».

Это очень странная запись, потому что никакого шифра ни в одной папке я не встречал. Что касается списков «терафимов», они действительно есть, я их видел и изучил. Это довольно обширные и подробные каталоги, хорошо переплетенные толстые кожаные гроссбухи, а также исписанные мелким почерком карточки в большом бюро; однако описанных вещей я не обнаружил, за исключением некоторых, вот они: каминные водяные часы, английский подсвечник колониального периода в форме танцующей богини Кали на четыре свечи, североафриканские амулеты и статуэтки (18 штук), брошь со сколотым камнем, ладанка, бронзовая лампа с засохшей веточкой раскрошившейся лаванды, медная спичечница в виде пирамидки, осколок стекла с нанесенным на него рисунком (фрагмент сумеречной улицы: обсаженная тополями аллея, желтые фонари, под одним из которых силуэт человека с сигаретным огоньком – это было похоже на дагерротип или фрагмент какой-то мозаики, я спросил А.М., что это такое, каким образом нанесли этакие изумительно нежные краски, будто влили фотографию в стекло, но он не смог дать вразумительного ответа, сказал, что похоже на кусочек разбившейся пластинки для «волшебного фонаря», и виновато улыбнулся), кресало с трутом и кремнем, восточный ритуальный реликварий, старинная чернильница, – всем этим и многим другим предметам А.М. посвятил не одну страницу описаний своих экспериментов, каждый из которых сопровождался глубокими волнующими переживаниями, причудливыми видениями, внутренними странствиями, он созерцал артикли своей коллекции на протяжении многих лет, вычерпывая из них тайну, пока те не «опустошались». Например, таинственный медальон без портрета (в каталоге под номером 31), найденный на берегу реки в Реймсе, где незадолго до этого обнаружили тело самоубийцы; А.М. писал, что медальон принадлежал мужчине, который покончил с собой. «К созерцанию № 31 возвращался до тех пор, пока не почувствовал, что вещица окончательно опустела, царапины на оправе, казавшиеся мне причудливым орнаментом, мельчайшими египетскими иероглифами, потеряли смысл, стали просто насечками, страсть человека и тень ему дорогого лика в этой овальной коробочке больше не чувствовались. Портрет из медальона выветрился, он истлел, и боль и память о призраке, которого самоубийца заключал в объятия, ушли. Много лет тот призрак вызывал в моем сердце эмоции, которые, как я полагал, обладатель медальона испытывал, в воображении моем возникали картины, которые, как мне грезилось, посещали его, и вот, оправа стала похожей на пустую глазницу и ценности для меня не представляла (я рано начал просыпаться по ночам, я лежал и не мог уснуть, иногда смотрел в окно на большую лужу, и когда в ней отражалась Луна, форма лужи преисполнялась выразительности до такой степени, что она мне казалась одухотворенной и приобретала особую власть над моим воображением, но поутру, когда я шел в лицей мимо нее, я не находил в ней никакой таинственности, это была просто вода). Я избавился от медальона тем же вечером». – Судя по этой записи, от остальных «волшебных вещей», утративших для него ценность, А.М. тоже избавился.

Имеется в виду молекулярная теория революций Владимира Дмитриевича Поремского, лидера Народно-трудового союза российских солидаристов с 1955 по 1972 год.

Vlaams Nationaal Verbond – Фламандский Национальный Союз.

Князь Юрий Ширинский-Шихматов (1890–1942) – кавалергард, военный летчик, активный деятель русской эмиграции, председатель «Объединения пореволюционных течений», убит в Освенциме. В 1931–1932 годах издавал журнал «Утверждение».

Главное управление казачьих войск (нем.).

Речь идет об Указе Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1946 года о восстановлении в гражданстве СССР подданных Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Франции.

Квитанция о доставке (фр.) .

Детские и подростковые организации.

«По небу полуночи ангел летел…» (М. Лермонтов).

Он так и не вспомнил, где и чему учился. А.М. предполагает, что Серж посещал какие-нибудь лекции, но его бурная мятущаяся натура не позволяла ему сосредоточиться на чем-то одном. Он учился в монпарнасских кафе у поэтов, писателей, пьяниц, на тротуарах и в парках набирался опыта у уличных художников, они-то и открыли ему аньерские места ван Гога. Главным идолом Шершнева был, конечно, Клод Моне. Серж побывал в Живерни незадолго до смерти великого мастера.