Иван Охлобыстин - Запах фиалки

– Вам повезло, – уверенно заявил мальчишка, привычно усаживаясь на заднее сиденье. – Теперь, когда Гаяде вам помогает, все будут с вами говорить. Не как с журналистами, а как с друзьями Гаяде. Получится хороший репортаж.

– Очень на это рассчитываю, – хмуро буркнул Джефф. – Я не выдержу еще одной лекции от очередного премудрого аятоллы, который пахнет верблюжьим навозом.

Джефф, в самом мрачном расположении духа, привел машину к госпиталю. Потея и ругаясь, он при помощи Саши и Аладдина закинул за спину рюкзак, и команда тронулась знакомым путем через задний двор госпиталя. У двери их встретила Гаяде в своем синем дежурном халатике.

Журналистов проводили в ординаторскую, где им выдали халаты. Правда, на широкие плечи Джеффа подходящий размер нашелся не сразу, а на тощем маленьком Аладдине все висело, как на швабре. Всё же, с горем пополам переодевшись, они отправились в долгое путешествие по бесконечным больничным коридорам. В этот раз в госпитале не было такого наплыва раненых, и Гаяде смогла устроить себе передышку. Теперь она стала для них настоящим гидом в лабиринтах госпиталя. Девушка провела их по самым интересным и обычно скрытым от посторонних глаз местам.

Журналисты спустились в морг, где Джефф снял несколько длинных мрачных планов среди заваленных трупами столов, кафельных стен и тишины. Никому не хотелось задерживаться там надолго, поэтому, как только оператор закончил, Александр молча кивнул Гаяде, и они покинули пропахшее формальдегидом подземелье. Дальше девушка провела их в операционную. На этот раз лифт, вопреки язвительным прогнозам Джеффа, работал и был свободен, поэтому подняться удалось без приключений.

В операционной команде «Нью Плэнет» удалось снять большое интервью с хирургом, только что закончившим тяжелую операцию. Пока ассистенты зашивали раненного осколком в грудь солдата, доставленного с передовой, у дверей операционной взмокший врач рассказывал Александру о войне, своей практике военного хирурга и о сыне, который воюет в правительственных войсках где-то на севере.

После интервью они пили с санитарами чай в ординаторской. Сирийцы, быстро привыкнув к камере и хмурому рыжему здоровяку, который ее держал, начали шутить и рассказывать о себе. И во многом этому способствовала Гаяде, которая, как ангел-хранитель, всегда была рядом и объясняла так, что Аладдину не было минутки отдыха. Перед ней открывались все двери, и каждый при виде девушки-врача вел себя с большим уважением и дружелюбием.

С помощью Гаяде, которая, как казалось, знает каждый факт о работе госпиталя, каждого врача и пациента, Саше, кажется, все-таки удалось собрать приличный материал. Почувствовав профессиональный азарт, Калачев потащил всех вниз к центральному входу, где, в надежде узнать судьбу своих раненых родственников, постоянно собиралась толпа.

– Алекс, надеюсь, ты знаешь, что делаешь! – Джефф, увешанный оборудованием, с трудом поспевал за остальными, отдуваясь и вытирая пот с лица. Но Саша уже ушел вперед и не слышал его, он пытался общаться с Гаяде на английском. Девушка смеялась над его шутками, и ее смех оживлял больничные стены, которые так редко слышат подобные звуки.

– Боишься, что нас закидают камнями? – улыбнулся Аладдин ирландцу. – Пока с нами Гаяде, мы здесь всем друзья, ее семья сделала много добра этим людям. Так что не переживай, твои камни еще на дороге.

– Я переживаю за аппаратуру! Это всё нажитое мной за тридцать семь лет имущество, – ответил тот. – Если с ней что-нибудь случится, я могу пролететь мимо репортажа всей моей жизни!

– А чем тебе не нравится сегодняшний репортаж? – не отставал переводчик. – Не любишь врачей?

– Не люблю экскурсии по казенным учреждениям, – сквозь зубы ответил Джефф. Он покрутил головой, убедившись, что они остались одни в длинном коридоре, и вынул из кармана жилетки плоскую фляжку. Сделав солидный глоток, поморщился. – А еще я не люблю теплую выпивку и маленьких наглых говнюков со сказочными именами!

– Что же, – довольно осклабился Аладдин, – тебе придется привыкать. У нас этого много.

Наконец они оказались у главного входа, где стоял страшный шум. Появление журналистов с камерой, в сопровождении Гаяде, вызвало значительное оживление. Желающих рассказать свою историю, поделиться своей болью и надеждой нашлось огромное количество. Они обступили журналистов и галдели наперебой так, что Аладдин не успевал переводить. Каждый хотел оказаться в кадре и сказать несколько слов. Это стихийное общение продолжалось больше часа, когда Джефф наконец снял камеру с плеча и обратился к напарнику с мольбой:

– Алекс, завязывай, они никогда не кончатся! – Он безнадежно оглядел толпу, обступившую их. – Мы здесь уже шестой час, материала, который мы отсняли, хватит на небольшой сериал. Нужно заканчивать.

Александр нехотя кивнул, и они, с трудом прорываясь через толпу, двинулись ко входу в госпиталь.

– Осталось еще что-нибудь интересное, что мы упустили? – поинтересовался журналист, когда они оказались внутри.

– Она говорит, остался самый верхний этаж. Там залы для конференций, и они сейчас пустуют. Но оттуда очень красивый вид, – перевел Аладдин слова девушки.

– Джефф, – повернулся Саша к напарнику, который стоял рядом с кислой миной, – пожалуйста, давай снимем еще пару общих планов, и, обещаю, мы поедем в гостиницу пить холодное пиво!

Ирландец закатил глаза и поплелся по направлению к лифтам. Ответил:

– Есть пиво, а есть «Гиннесс».

Они поднялись наверх в огромный пустой конференц-зал, из широких окон которого открывался шикарный вид на Дамаск. Пока Саша и Гаяде любовались городом, Джефф быстро отснял всё необходимое и заторопился к выходу.

– Всё, если вам так нравится гулять по больнице, можете оставаться тут хоть до вечера. А я пошел в машину!

Он повернулся и поплелся к лифтам, недовольно бормоча себе под нос. Возникла неловкая пауза. Аладдин покрутил головой, пожал плечами и пошел следом.

– Я подожду возле лифтов. – Он оглянулся и незаметно подмигнул Саше. – Позовете, если вдруг понадобится перевести что-нибудь. Хотя… по-моему, вы и без меня неплохо общаетесь.

Журналист и Гаяде остались наедине. Какое-то время они молча смотрели на город, потом девушка отошла от окна, вышла на середину зала и неожиданно сделала несколько легких танцевальных движений. Калачев удивленно поднял брови и сказал по-английски:

– Ты танцуешь? Очень неплохо!

– Спасибо! Правда без каблучков неудобно, – так же на ломаном английском ответила девушка. – С этим залом меня связывают воспоминания. Когда-то, когда это здание только построили, мой отец учил меня танцевать в этом зале. Это на его деньги велось строительство. Он хотел, чтобы тут лечили болезни и принимали роды, а мы ампутируем конечности и извлекаем осколки… – по лицу девушки пробежала тень.