Иван Охлобыстин - Запах фиалки

Джефф немедленно достал камеру, приладил ее на штатив и сел рядом. Александру ничего не оставалось, как устроиться рядом. Микрофон с логотипом канала привычно лег в руку.

Гаяде налила кофе. Калачев с благодарным кивком принял чашку, а ирландец отказался:

– Попозже. Я должен свежий аккумулятор поставить.

Пока оператор возился с камерой, репортер «Нью Плэнет» с удовольствием глотнул ароматного напитка – кофе был крепкий и очень горький.

– Спроси ее, почему она согласилась дать интервью? – попросил он Аладдина. Мальчик перевел.

Гаяде подняла свои красивые темные глаза, внимательно посмотрела на журналиста и негромко сказала несколько слов. Молодой человек попытался выдержать взгляд, но почему-то смутился и уставился в чашку с кофе.

– Ты помог ей вчера, она поможет тебе сегодня, – услышал он перевод Аладдина.

– Очень благородно с ее стороны.

Ругая себя за внезапный приступ стеснительности, Александр повернулся к ирландцу и спросил:

– Джефф, камера готова?

Голос прозвучал излишне резко, и рыжий не преминул отреагировать:

– Готова, ваше величество! Сейчас только зажгу канделябры!

Джеффри демонстративно щелкнул какой-то кнопкой.

– Звук?

– Звук есть, ваше величество!

Калачев решил не обращать внимания на эти подколки, повернулся к девушке, собрался и скомандовал:

– Начинаем.

Гаяде поправила платок, а старичок в инвалидном кресле заулыбался. Но глаза его оставались прохладными и очень внимательными.

– Гаяде, здравствуйте! – начал журналист. – Мой первый вопрос к вам. Зачем девушке из такой состоятельной семьи рисковать и тратить время на работу в госпитале? Это душевный порыв или обязанность?

– Потому что я врач, обязанность. – Секунду Гаяде помолчала, будто собираясь с духом, а затем добавила: – Мне всегда страшно, я боюсь взрывов, я боюсь этих людей, которые в нас стреляют. Я всего боюсь.

– Что самое важное для вас в вашей работе?

– Не знаю.

Девушка занервничала, несколько раз посмотрела на своего старика и внезапно предложила:

– Может быть, вы поговорите с моим дядей? Он очень мудрый человек и, я уверена, сможет вам ответить на все вопросы!

Калачев про себя выругался – стало понятно, что больше Гаяде говорить с ним не будет. Что случилось? Чего она испугалась? Да еще так внезапно. Аллах его знает, что там в головах этих мусульманских граждан. Ну, еще остается надежда, что дядя в инвалидном кресле сможет рассказать хоть что-то интересное. Хотя что может музейный работник знать о военном госпитале. В любом случае, делать нечего.

Вздохнув, Александр кивнул:

– Может быть!

Как только Аладдин перевел, старик засиял золотым червонцем и со значением погладил бороду. «Я просто обязан вас познакомить с историей нашего великого города. Это история побед и поражений, мужества и предательства, интриг и авантюр».

– Они все над нами издеваются, ваше величество! – послышался из-за спины сдавленный шепот Джеффа.

Когда журналисты в сопровождении зевающего Аладдина вышли из прохладных тихих стен музея, на улице была уже ночь. Дневной жар сменился прохладой, а на улицах стало больше военных. Джефф с хрустом раздавил ногой пивную банку на тротуаре и забил «гол» между двумя камнями, которые валялись здесь со времен апостолов.

– Отличная работа! Ничего не скажешь! – устало съязвил ирландец. – Сразу видно, Алекс, что ты умеешь выбирать героя для интервью. С таким же успехом мы могли бы купить «Краткий путеводитель по Дамаску»!

– Зачем покупать? – оскорбился юный переводчик. – Я сам все это могу рассказать, и даже больше. Я в Дамаске такие места знаю, никто вам больше не расскажет…

Музейная дверь у них за спиной со скрипом приоткрылась, и оттуда показалась женская голова в платке. Гаяде осторожно огляделась и жестом подозвала к себе Аладдина. Она быстро прошептала что-то парнишке на ухо и торопливо захлопнула дверь. Напоследок Александр успел поймать ее взгляд, сочувствующий и, как ему показалось, немного испуганный. Переводчик покивал и вернулся к своим подопечным.

– Ну что, – фыркнул Джефф, – она забыла рассказать еще что-то про древние мечети?

– Нет. Она извиняется, что нам пришлось потратить время, – объяснил мальчик, – и благодарит вас за терпение. Вы понравились ее дяде, и теперь вы можете встретиться спокойно и поговорить. Она будет ждать вас в госпитале. Завтра после девяти. Вы сможете снимать что хотите и говорить с кем хотите, она все устроит.

– Будем надеяться, – скептически ответил оператор. – Еще одного дня впустую на этом пекле я не вынесу! Подумать только, мы понравились полоумному деду, какая радость!

– Для него это было очень важно, – укоризненно заметил Аладдин. – Тут нечасто бывают посетители, готовые внимательно слушать. Теперь ее дядя доволен, он поет…

– В каком смысле – поет? – переспросил Калачев, погруженный в свои мысли.

– В прямом, – пояснил мальчик. – Катается на своем кресле по музею и поет. Любит человек петь. Что тут такого?

Джеффри покачал головой и энергично потер лицо руками, после чего шумно выдохнул и зашагал к машине.

– Алекс! Мы едем в гостиницу! Мне немедленно нужно напиться, иначе я просто отказываюсь воспринимать этот бред! – Ирландец еще раз покачал головой и с трудом протиснулся на водительское место. – Поет! Матерь Божья! Святой Патрик!

Вернувшись в свой номер, Саша первым делом принял душ и переоделся. Голова стала немного яснее. Он покосился на мерцающий в полутьме мини-бар, но после недолгих раздумий заварил себе чай и уселся в кресло напротив телевизора. Совершенно непонятно, как Джефф каждый вечер умудрялся вливать в себя галлоны спиртного, на такой жаре и духоте!

Калачев взял пульт и с некоторой опаской включил плазменную панель. «Евроспорт» куда-то исчез, и теперь на его месте шла заунывная мыльная опера мусульманского разлива. Саша лениво попытался вникнуть в перипетии сюжета, но не понимал ни слова и скоро был вынужден бросить эту затею. По другим каналам показывали только бесконечные новостные подборки и биржевые индексы, и Калачев, зевнув, выключил панель и, бросив пульт на журнальный столик, подошел к окну. Он отодвинул занавеску и раскрыл раму, впуская в номер шум и запах вечернего города. Теплый воздух с легким привкусом гари принес с собой рев мотоциклов, звуки клаксонов, обрывки музыки, обрывки чужой речи. Александр глубоко вдохнул, испытывая какое-то новое непонятное чувство, и пробормотал себе под нос:

– Неделю назад сидел себе, пил пиво в «Порто». Кто бы сказал – не поверил бы…

Его размышления прервал очень громкий и настойчивый стук в дверь. Саша, матюгнувшись от неожиданности, метнулся к двери, с нехорошим предчувствием потянулся к ручке, собираясь спросить, кто там, но дверь уже распахнулась ему навстречу и в номер в облаке спиртного запаха ввалился крайне взбудораженный Джефф.