Юлия Климова - В ее сердце акварель

– В пять. Начнем с шампанского.

– Замечательно, – Глеб поймал испепеляющий взгляд Евы и продолжил специально для нее: – Буду рад нашей новой встрече. А сегодня, пожалуй, я прогуляюсь к реке. Говорят, здесь хорошая рыбалка.

– Да, – подтвердила Зофия Дмитриевна, – мои сыновья часто рыбачат, когда приезжают в Утятино.

Покинув дом Кравчиков через полчаса, Глеб порвал письмо, написанное Еве, смял клочки и сунул их в карман джинсов. Не пригодилось. Он сделал и сказал все, что требовалось.

«Жду тебя на берегу… Придешь, никуда не денешься. Должна же ты рассказать мне о том, какой я отвратительный тип. Негодяй. Скотина. Подлец. И так далее, и тому подобное. Да, жду тебя, моя горячо любимая Ева, с нетерпением».

После поездки в Москву Леся чувствовала тягучую усталость. Оплатив платье, туфли, клатч и колготки, Василий Петрович бросил прощальный взгляд на отдел нижнего белья, сморщил нос, протянул загадочное: «Живы будем, не помрем», – и, находясь в перевозбужденном состоянии, отвез Лесю в сказочный магазин шоколада, где они и выбрали подарок для Зофии Дмитриевны. Но сколько было потрачено времени… Сначала Василий Петрович ходил от прилавка к прилавку, затем метался, выбирая то одно, то другое, и наконец купил красивую коробку с конфетами ручной работы. Коробка была изготовлена в форме книги и уже сама по себе являлась произведением искусства. «Подойдет, подойдет… – бормотал Василий Петрович, расплачиваясь. – Это формальность, чего уж стараться…»

– «Важен не подарок, а внимание», – не удержавшись, напомнила Леся слова, которые дядя говорил совсем недавно.

– Знаю, – буркнул Василий Петрович и небрежно сунул коробку под мышку. Леся представила, как трюфели переворачиваются, теряют обсыпку, и коротко вздохнула. Не зря все родственники считают Дюкова странным.

В Утятино они вернулись к трем. Быстро справившись с салатом, выпив чай, Леся переоделась и направилась в сторону дома Кравчиков. Василий Петрович, уже не прячась, провожал ее, устроившись на балконе в кресле-качалке. К обеду перепады настроения у него прекратились, и теперь он пребывал в задумчивом состоянии, будто непрерывно выстраивал мысли в ряд и пытался выделить и запомнить самые важные. «Веди себя прилично, – благословил он на дорожку и насмешливо добавил: – То есть держи фасон!»

Леся долго чувствовала взгляд Дюкова, пока березы и старая разросшаяся сирень не скрыли ее из виду.

«Я научусь его понимать. Но… хватит ли на это времени? Вот как он относится к Кравчикам? Вроде плохо. И при этом делает все, чтобы у меня с ними завязались хорошие отношения. Такое чувство, будто я иду по тонкому льду… и он треснет, обязательно треснет: по гладкой полупрозрачной поверхности побегут тончайшие серые дорожки, они пересекутся, переплетутся, разлетятся в стороны… Или виной всему богатое воображение? – Леся улыбнулась. – И еще почему-то кажется, что Василий Петрович знает, в каком месте лед треснет, но молчит. То ли чего-то ждет, то ли хочет посмотреть, как я буду тонуть и кричать: «Спасите, помогите!» Он займет место на берегу и станет повторять, щурясь: «Выплывет или не выплывет, выплывет или не выплывет?..» Такое вполне возможно».

Леся развеселилась, представляя эту картину. Душа вновь заскучала по бумаге и карандашу, уже виделись заснеженные просторы, зубастая дыра на поверхности реки, брызги, летящие в разные стороны, руки и голова, торчащие из воды… Карикатурно, в черно-белом варианте. И Василий Петрович на берегу. С вытянутой от любопытства шеей, кустистыми бровями и взъерошенными волосами… «Выплывет или не выплывет, выплывет или не выплывет?..»

– Выплыву, – пообещала Леся. – Обязательно.

Разве она не приняла вызов еще тогда, в первый день знакомства с дядей?

Кирилл, точно часовой, стоял у сосны, и это было приятно. Но сожаление все же коснулось сердца и ручейком побежало по телу. Она не пришла первой. Не испытала долгие минуты ожидания, помноженные на волнение и радость. Сейчас эти эмоции казались особенно нужными и важными, они бы стерли и первую половину дня, и задумчивый взгляд Василия Петровича. Тревожно. А значит, нужно срочно самостоятельно исправить настроение, шагнуть на правильную тропинку и не оглядываться назад.

– Привет, – улыбнулся Кирилл.

– Привет, – ответила Леся.

– Чем занималась?

– Покупала платье для завтрашнего вечера.

– Ого! И как успехи?

– Я нашла то, что искала.

– Значит, тебе здорово повезло. Полдня на платье… Для некоторых женщин это поистине мировой рекорд. – Засмеявшись, Леся подошла ближе, и Кирилл сразу взял ее за руку и сжал пальцы. Заглянул в глаза и добавил: – Какое счастье, что здесь живут лесные феи, еще немного, и я переосмыслю собственную жизнь.

Леся впервые видела Кирилла в пиджаке. Пусть небрежно надетом на футболку, да еще джинсы, но все же. Перед ней стоял взрослый мужчина, а она об этом немножко забыла. «Мы из разных миров и вот встретились… Почему?» – пролетела и погасла быстрая мысль. Кирилл смотрел на Лесю внимательно, тепло и не собирался отпускать.

– Куда пойдем сегодня?

– На речку. У воды прохладно, но я взял пиджак, чтобы тебя согреть. Как видишь, я все продумал, коварство – мой конек. И не говори потом, что я тебя не предупреждал. – Он подмигнул ей и потянул за собой.

– Речка – тоже достопримечательность?

– Бесспорно! Даже не представляешь, сколько рыбы в ней водится.

– Много?

– Ну-у-у, – произнес Кирилл с иронией, – честно говоря, мало. Зато ловить ее – сплошное удовольствие. К сожалению, сегодня не смогу побыть с тобой долго, обещал помочь маме. Даже если она устраивает скромное торжество, оно так или иначе превращается в нечто помпезное. А куда лучше просто посидеть с бутылочкой хорошего вина и парой закусок. Не находишь?

– Нахожу, – легко согласилась Леся, вспоминая свои дни рождения, четко спланированные тетей Сашей. Когда «ветреная Зинка» подарила ей на шестнадцатилетие тушь для ресниц и пудру, случился настоящий скандал. «Но как же так… ты должна была подарить хороший вместительный пенал и циркуль. Мы договаривались, – сверяясь со списком, выдохнула тетя Саша и мрачно сдвинула брови, – а это что?» Но Зинка закатила глаза к потолку и голосом революционерки, не сомневающейся в скорой кончине от рук врагов, с отчаянием выпалила: «Да пропади пропадом ваша занудная канцелярия! Девчонке замуж скоро, а вы все мешки для сменки и толковые словари дарите! Олеська, спасайся, беги от них, чтоб только пятки сверкали!» Это был бунт. Катастрофа. И в душе всплеск невероятного счастья. Тогда Леся на пару секунд закрыла глаза и побежала: босиком по акварельной траве, торопливо дорисовывая справа и слева ромашки и березы, раскрашивая небо голубым, облака – бледно-розовым… И в тот момент никто бы не смог у нее отобрать запретную тушь и недозволенную пудру, так крепко Леся никогда еще ничего не держала. Она и пользоваться-то косметикой не собиралась, но иногда куда важнее обладать. Знать, что это у тебя есть, и, когда захочется, можно достать, открыть, рассмотреть, вдохнуть ненавязчивый аромат… После того дня рождения тетя Саша не разговаривала с Зиной полгода.