Карлос Сафон - Тень ветра [litres]

– Как все прошло вчера с профессором Веласкесом? Без проблем? – спросил он, желая разрядить обстановку.

– Все в порядке. Он остался доволен книгами. Да, еще обмолвился, что разыскивает издание писем Франко.

– «Матаморос». Это же апокриф… Мистификация Мадарьяги. Что ты ему ответил?

– Что мы ее уже ищем и дадим ему ответ самое позднее через две недели.

– Молодец. Поручим это дело Фермину и сдерем с профессора втридорога.

Я кивнул, и мы оба продолжали делать вид, будто увлечены нашими привычными делами. Но вот я вновь почувствовал на себе заинтересованный взгляд отца. Начинается, подумал я.

– Вчера в лавку заходила очень милая девушка. Фермин говорит, это сестра Томаса Агилара.

– Так и есть.

Отец покачал головой, словно желая сказать: «Надо же какие совпадения бывают…» – и давая мне минутную передышку, прежде чем возобновить атаку. На этот раз он сделал вид, будто внезапно вспомнил о чем-то важном:

– Кстати, Даниель: сегодня в лавке делать особо нечего, так что, если хочешь, можешь быть свободен и заняться своими делами. Мне кажется, в последнее время ты слишком много работаешь.

– Спасибо, я не устал.

– Ну а я подумываю оставить здесь Фермина за главного и сходить в «Лисео» с Барсело. Сегодня вечером дают «Тангейзера», он достал несколько билетов в партер и пригласил меня за компанию.

При этом отец делал вид, будто увлечен своей корреспонденцией. Актер он был никудышный.

– С каких пор тебе стал нравиться Вагнер?

Он пожал плечами:

– Как говорится, дареному коню… И потом, с Барсело уже не важно, какую оперу слушаешь, ведь он все представление только и делает, что комментирует игру актеров да критикует их костюмы и погоду. Кстати, он меня часто спрашивает о тебе. Зашел бы ты к нему в магазин как-нибудь.

– Зайду на днях.

– Ну, значит, сегодня оставляем Фермина закрыть лавку, а сами развлечемся немного, уже самое время. И если тебе нужны деньги…

– Папа, Беа не моя невеста.

– А кто говорит о невестах? Ты сам начал. В общем, если понадобятся деньги, возьми немного из кассы, только не забудь оставить записку Фермину, а то он перепугается, обнаружив недостачу.

Сказав это, отец с фальшиво-рассеянным видом скрылся в подсобке, улыбаясь довольной улыбкой. Я взглянул на часы: половина одиннадцатого. С Беа мы условились встретиться в пять в университетском дворике, и день, казалось, обещал быть длиннее, чем «Братья Карамазовы».

Вернувшись из дома часовщика, Фермин сообщил, что целый отряд добросердечных соседок уже несет круглосуточную вахту у постели бедного дона Федерико, у которого доктор обнаружил три сломанных ребра, многочисленные ушибы и жуткого размера разрыв заднего прохода.

– Вы что-нибудь ему купили? – спросил отец.

– Таблеток и мазей у них там столько, что впору хоть аптеку открывать, поэтому я ограничился скромным букетом цветов, флаконом одеколона и тремя бутылочками персикового сока «Фруко», столь любимого доном Федерико.

– И правильно сделали. Потом скажете, сколько я вам должен, – сказал отец. – Ну а сам-то он как?

– Лгать не буду, выглядит он ужасно. Как только я увидел его, скрючившегося на кровати, стонущего и утверждающего, что хочет умереть, во мне проснулись инстинкты убийцы, представляете? Я буквально вижу эту картину: вот я, вооруженный до зубов, вхожу в криминальный отдел на Виа Лаетана и разношу в щепки все вокруг, заодно перебив одного за другим как минимум полдюжины этих молодчиков, начав, разумеется, с этого гнойного нарыва на теле человечества – Фумеро.

– Фермин, давайте успокоимся. Я категорически запрещаю вам что-либо предпринимать.

– Как прикажете, сеньор Семпере.

– А что Пепита, как она все это перенесла?

– С потрясающим присутствием духа, достойным подражания. Соседки поддерживают в ней силы, наливая ей по капельке бренди, и когда я ее видел, наша Пепита спала без задних ног на своей софе, храпя как поденщик и извергая такие звуки, будто рвалась обивка на мебели.

– Чего от нее еще можно было ожидать? Фермин, я прошу вас остаться сегодня присмотреть за лавкой. Я зайду на минутку проведать дона Федерико, а потом в театр с Барсело. У Даниеля тоже есть чем заняться.

Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы застать врасплох Фермина и отца, обменявшихся заговорщическими взглядами.

– Тоже мне, парочка сводников! – возмущенно воскликнул я.

Они все еще громко смеялись мне вслед, когда я выскакивал за дверь, а от меня буквально летели искры.

Холодный и пронизывающий ветер с моря подметал мостовую, оставляя за собой хлопья тумана. Стальное солнце рассыпало медно-красные отблески по крышам и часовням готического квартала. До свидания с Беа в университетском дворе оставалось еще несколько часов, и я решил испытать судьбу и нанести визит Нурии Монфорт, надеясь, что она все еще проживает по адресу, давным-давно данному мне ее отцом.

Площадь Сан Фелипе Нери, спрятавшаяся за древними крепостными стенами, казалась маленьким островком воздуха в лабиринте улочек, пронизывавших готический квартал. Оставшиеся со времен войны следы пулеметной картечи усеивали стены церкви, кучка детей играла в солдатики рядом с хранившими горькую память камнями. На скамье с полуоткрытой книгой на коленях сидела молодая женщина с серебристыми прядями в волосах, с рассеянной улыбкой наблюдая за игрой. Судя по указанному на клочке бумаги адресу, Нурия Монфорт жила в доме при входе на площадь. На почерневшей от времени каменной арке, украшавшей подъезд, еще можно было рассмотреть дату постройки: 1801 год. В глубине темного вестибюля едва различалась изогнутая спиралью лестница, уходившая вверх. Я взглянул на почтовые ящики. Имена жильцов были написаны на пожелтевших кусочках картона, вставленных в прорези.

Микель Молинер/Нурия Монфорт

3 эт. – кв. 2

Я стал осторожно подниматься по лестнице, опасаясь, что этот кукольный дом начнет рушиться, если я буду слишком сильно наступать на крохотные ступени. На каждой лестничной площадке было по две двери. Ни номеров, ни других опознавательных знаков. Дойдя до третьего этажа и выбрав одну из них наугад, я постучал. На лестнице пахло сыростью, старым камнем и глиной. Я постучал еще и еще, но никто не открыл. Тогда я решил попытать счастья с другой дверью, стукнув по ней несколько раз кулаком. Из квартиры доносились звуки включенного на полную громкость радио, передавали программу «Минуты размышления с отцом Мартином Кальсадо».

Дверь открыла немолодая сеньора в стеганом халате в бирюзовую клетку, тапочках и с головой, покрытой бигудями. В тусклом свете она напомнила мне водолаза в скафандре. За ее спиной бархатный голос отца Мартина благодарил за поддержку спонсора и покровителя программы – косметическую фирму «Аурорин», чью продукцию предпочитали все паломники к святилищу в Лурдесе, ибо благодаря ей, словно по мановению божественной десницы, мгновенно излечивались прыщи и угри, дерзнувшие запятнать своим появлением кожу христиан.