Бронислава Бродская - Графоман [СИ]

Раин муж Роман Заостровский был по матери еврей, а по отцу — поляк. Грише он представлялся «обалденным», ведь про него шепотом рассказывали, что он играет на бегах и один из лучших в Москве бильярдистов. Раин муж закончил художественное училище, занимался реставрационными работами и, как Гриша понял, перепродавал коллекционерам антиквариат. Сел он по плохой статье: валютные махинации. Кое-какие иконки уходили иностранцам. Романа кто-то подставил, обыск, нашли валюту. Статья была страшная, расстрельная, но долларов тогда в квартире нашли совсем мало. У Романа был дорогой адвокат и он отделался «легким испугом». 7 лет общего режима с конфискацией. Хорошая их трехкомнатная квартира была, слава богу, не кооперативной, и ее отобрать не могли. Отобрали «цацки» и дачу. Дачи было по-настоящему жалко. Рая осталась одна с совсем маленьким ребенком, без работы, так как она поначалу даже няню не могла себе позволить, а родители ее жили не в Москве. Повела она себя мужественно, не распускалась. Сменила фамилию обратно на свою девичью, Онищенко, и стала привыкать жить без Романа. Оказалось, что он, понимая, что сильно рискует, подстраховался, кое-что заначил по друзьям. К тому же он никого не сдал, все взял на себя, и друзья-подельники, как водится, не оставили его семью. Рая с дочкой ни в чем не нуждались. Нашлась няня, Рая вышла на работу и долгими рабочими часами рассматривала бесчисленные рентгеновские снимки … переломы, смещения, затемнения, и прочую неприятную черно-белую фигню.

Рая честно ездила пару раз в год к мужу в колонию в Псковскую область, но по ней каким-то образом чувствовалось, что она живет одна, и не связала никакими семейными обязательствами. Рая прекрасно одевалась, была всегда ухожена, в ровном настроении. Он нее исходило ощущение самодостаточности и внутренней свободы. Гриша все это в ней разглядел только позже, а тогда в августе … нет, Рая была только взрослой теткой, маминой подругой с мало интересным ему ребенком.

Дача была большая старая замшелая, с шаткой лестницей на второй этаж, обширной незастекленной террасой, и маленькими темными комнатками, в которых никто не жил. Гришины родители привезли свое постельное белье, сумки с продуктами, все вместе провели на даче выходные, а потом Гриша остался, а родители уехали в Москву. Жилось ему там скучновато, но дачная скука его не слишком тяготила. Рая ему не докучала, не просила развлекать дочь. У девочки были подружки и она целый день где-то пропадала. В сарае нашелся велосипед и Гриша прокатился по окрестностям. С Раей у них сразу наметилась рутина: утром совместный не слишком ранний завтрак, Гриша ее спрашивал не надо ли чем помочь. Иногда Рая посылала его в магазин, несколько раз они вместе ходили на станцию за овощами или в соседнюю деревню за молоком и яйцами. Один раз Рая никак не могла открыть банку с маринованными опятами, у нее не хватало сил. Гриша открыл ее с первой попытки и Рая сказала:

— Гриш, какие у тебя сильные руки. Мама, наверное, не замечает, какой ты стал большой.

Гриша помнил, как его покоробило слово «большой». Так говорят детям. Значит она считала его ребенком. Зря. Банку открыл … подумаешь. Ясное дело, он сильнее ее. Что тут странного? Он же, как мама говорила, «здоровый лоб».

— Мужчины всегда сильнее женщин. — ответил он тогда Рае. Что за глупое замечание. Лучше бы молчал.

— А ты у нас мужчина? — вот что она сказала. Или что-то в этом роде. Гриша увидел в этом вопросе провокацию или намек и насторожился.

— Ну, Рай, весь мир делится на мужчин и женщин. Ты что имела в виду?

— Смотрю я, Гриша, на тебя и вижу, что ты очень изменился. Я только что это заметила, а мама твоя, я уверена, не видит. Мне заметно, а ей — нет. Это нормально. Ты для нее все еще мальчишка.

— А тебе я — не мальчишка? Скажи. Ты мне не мама.

— Нет, мне ты не мальчишка. Хотя … ты сейчас ни то, ни се … Я не могу пока сказать точно. Мы с тобой друг друга не знаем. Что там у тебя в голове … дело, ведь, все в голове, ни в чем другом. Мужчина и женщина должны общаться на всех уровнях. С детьми мне общаться неинтересно. Скучно делать им скидки, а ты … тебе может уже не надо их делать. Ты такой же, как я, только моложе. Но не всегда в возрасте дело. Понимаешь? Люди или понимают друг друга, или нет. Мне кажется, я способна тебя понять. Я редко о себе говорю, а тебе … готова. Станешь ты меня слушать? Ты вообще умеешь слушать других?

— Умею. Мы с моим другом …

— Да, друг — это хорошо, но он тоже мужчина. С женщинами — по-другому. Женщины другое слышат, им говорят другое, они не столь понимают, сколь чувствуют. И им не надоедает слушать мужчину. Я говорю об умных настоящих женщинах. Другое дело, что ты им за понимание должен всегда заплатить …

— Как заплатить? Я не понял.

— Ну, как чем? Собой. Она взамен должна чувствовать твою руку, твою спину, плечо. Ты сильнее, и она должна это знать. Иначе, зачем ты ей нужен? Вот я сейчас одна. Это неправильно. Не то, чтобы я не могу, не умею быть без мужчины, но … повторяю: это неправильно. Рядом с женщиной должен быть сильный мужчина.

— А раньше?

— Я поняла. Ты о муже моем спрашиваешь. Раньше … всякое было. Роман … знаешь, я сейчас не хочу о нем говорить. Нет настроения. Может когда-нибудь потом. Ты таких мужчин никогда не видел. Он не такой, как твой папа. С такими, как твой папа гораздо легче жить. Ладно …

— А это правда, что он на биллиарде играл?

— Ой, Гриша, он не только на биллиарде играл … Он по сути своей игрок. Иногда крупно выигрывал, иногда проигрывал. Я не о биллиарде или картах говорю. Я о жизни. Он не боялся проигрывать, всегда встречал поражение достойно. Вот в чем дело. Не все это умеют.

Никогда раньше взрослые так с Гришей не разговаривали. Валера — это да, они друг с другом могли обо всем, но надо же, она говорит, что с женщинами все по-другому. А как? Потрясающе интересный манящий его женский мир, недоступный, закрытый, тайный. А Валерка уже что-то знает … через свою Светку? Но, ведь, Светка же дура. Почему-то Гриша был уверен, что друг ни о чем «таком» со Светкой не разговаривает, иначе он бы ему об этом сказал. Одно дело — Светка, другое — Рая … Как их вообще можно было сравнивать. А вдруг она его сейчас спросит о его жизни, чувствах, мыслях. А что он скажет? Скучно, мол, Валерке завидую, у него хоть Светка есть, а у меня — нет … сижу я с вымытой шеей и жду … и обидно мне до смерти, что жизнь несправедлива. Нет, такое он Рае не мог сказать. Тогда о чем говорить? Врать? Она же сразу увидит, что он врет. Как она сказала: надо уметь достойно проигрывать. А он умеет? Наверное не умеет.

Рая тогда ни о чем его не спросила и день покатился дальше. После обеда они все вместе сходили на речку, Гриша купался, они с Мариночкой катались на надутом баллоне, он даже стал забывать об утреннем разговоре, а потом заметил, что Рая на него смотрит. И он тоже увидел свое тело ее глазами: высокий, тонкий, жилистый парень, накачанные плечи, сильные ноги, плоский твердый живот. Мокрые волосы лезут в глаза, крупные, переливающиеся на солнце капли на коже. Так она на него смотрела? Так. Гриша был уверен, что не ошибся. Он, кстати, тоже на нее посмотрел «так». Молодая красивая женщина с хорошей фигурой. Только сейчас не Раина фигура его интересовала, он снова хотел с ней поговорить, впитать в себя ее женскую мудрую откровенную суть, которая ему внезапно открылась. А, ведь, мама хотела его с дачи забрать, он ей сам говорил, что ему скучно. Да, ни за что он теперь не уедет. Рая становилась центром его мира и поделать с этим он ничего не мог.