Бронислава Бродская - Биарриц-сюита [СИ]

И тут он услышал, что его кто-то окликнул по-французски. «Ничего себе, кто бы это мог быть.» — Егор обернулся на голос и увидел пожилую французскую пару, которая сидела вчера сзади него в самолете. Они стояли у входа в праздничной летней одежде и улыбались. Егор любезно с ними поздоровался, снова включив свой «французский шарм», который в последнее время был им изрядно подзабыт. Говоря по-французски, особенно с пожилыми людьми, он почему-то делался светским и любезным. Это происходило на автомате. Французы были оживлены, им очень повезло, удалось купить билеты на концерт московского оркестра: «Figurez-vous, Egor, c'est justement l'orchestre avec lequel nous avons volé hier!» — повторяли они, видимо, находя этот факт, невероятно интересным. Оказалось, что с ними на концерт должен был пойти друг, но он не пришел, только что позвонил, и сказал, что плохо себя чувствует, и… какое счастье, что они встретили Егора, потому что… он может пойти с ними, сейчас же, через 20 минут начало. Французы даже сказали, что «он — гость их города, значит их гость…», т. е. стало понятно, что денег за билет они с него брать не собираются. Можно было не ходить, просто сказать, что у него через два часа поезд, ну и… он очень сожалеет, но просто не может… désolé. Егор на секунду задумался: а почему бы и не сходить? После Лурда как-то не хотелось лгать. Две пары доброжелательных глаз смотрели на него выжидающе. Этим интеллигентным пожилым людям вообще было трудно понять, как от их предложения можно отказаться, тем более, такому обаятельному и воспитанному молодому человеку. «Oh, avec plaisir! C'est vraiment magnifique! Je vous suis tellement reconnaissant … Je ne sais meme pas comment vous exprimer ma gratitude!» — Егор распушил свой чарующий французский хвост, сам балдея от своей несколько приторной вежливости. Они направились в зал.

С тех пор, как Егор начал жить с Лорой, они были на концерте симфонической музыки два раза. Ездили в Лос-Анджелес. У Егора было странное чувство: с одной стороны он гордился тем, что он сидит на концерте среди утонченной солидной публики, он был доволен, что его Лорка такая вот тоже интеллигентная, со вкусом к классике, она, кстати, и дома слушала симфоническую музыку. Но, с другой стороны, вначале он проникался звуками, внимательно слушал, но потом, мысли его соскакивали в совершенно другую, вовсе противоположную музыке, плоскость, он начинал томиться, и даже засыпал, что было ужасно стыдно: надо же! Вырубился! Но в итоге, он себя оправдывал: у него повышенная слабость и сонливость из-за лекарств, и, вообще… Лорка пытается навязать ему свои вкусы. И все-таки он не мог не признавать, что в этом отношении за Лорой следовало тянуться, и не было ничего хорошего в том, что он не мог сосредоточиться на серьезной музыке, а другие могли. Прежние его девушки и жены плевать хотели на консерватории и филармонии… одна из последних, с которой он ни с того ни с сего сходил в Художественный театр на Вишневый Сад , даже не смогла запомнить названия Чеховской пьесы, называла ее «Вишневый дворик», что невероятно действовало ему на нервы, ему было стыдно связываться с такими лохушками, но других он никогда не знал, и это создало комплексы. А как комплексам было не возникнуть? До 48 лет, пока он не приехал в Америку, он вообще никогда не был на концерте симфонической музыки. Никогда!

Сейчас он сидел в зале, на сцене настраивался оркестр. Люди слышали это сотни раз, а он — в третий раз в жизни. «Что это я здесь делаю? Я, матерящий таджиков и пьющий водку с бывшими ментами…! Что-то меняется в моей жизни, я не смогу вернуться обратно к пьяным посиделкам с конкретными пацанами, к моим одиноким прогулкам по городу. А может быть такая музыка теперь будет моей, я ее пойму, полюблю, и моя дочь будет в ней разбираться?» — Егор с интересом озирался по сторонам: люди рассаживались, встречали знакомых, здоровались, у руках у женщин были маленькие сумочки. «Надо будет и Лорке такую купить! Вот с какими сумками бабы ходят на концерты» — думал Егор, радуясь, что на нем светлые брюки и джемпер, а вовсе не шорты. Хорош бы он тут был в клетчатых шортах. Откуда-то слышалась русская речь и Егор невольно загордился соотечественниками, которые пришли на концерт. Французы сунули ему в руки программку. Егор увидел, что кроме русской музыки будут играть Равеля и обрадовался: надо же, он был, ведь, только что, в музее Равеля, даже там кое-что о нем узнал. Егор наклонился к французам и выдал всю информацию о Равеле, хвастаясь, что он посетил дом, где родился их странноватый Морис. Французы знали, разумеется, о музее, и порадовались, что Егор так внимательно изучал окрестности их города. Сколько чудесных совпадений: Морис Равель родился в стране басков, они познакомились с чудесным русским Егором, он еще и по-французски говорит, им удалось пригласить его на концерт оркестра, который летел с ними в самолете, и оркестр русский и еще… Егор услышит замечательных французских исполнителей, играющих «их» Равеля! Замечательная программа! Замечательный вечер! И их родной город замечательный! Равель замечательный и русская музыка замечательная!

Егор прислушивался к совершенно особым звукам, которые, он уже это знал, можно было услышать только в таких обстоятельствах: на разные лады взвизгивающие смычковые, непередаваемая какофония отрывистых звуков в одно касание, а то — целый маленький пассаж, в котором не слышно пока никакой мелодии, всевозможные тембры то коротких, то длинных рулад духовых, мягкие певучие, резкие, пронзительные. Звуки настройки накладывались на гул разговоров усаживающейся публики, приглушенный кашель, смех. В зале чуть убавили свет, зато на сцене он стал поярче. Из небольшой двери, которую Егор сначала не заметил, вышел дирижер, которого даже в черном смокинге и бабочке, Егор сразу узнал: этот пожилой дядька с породистым нервным лицом сидел в конце салона. Оркестр поднялся, люди захлопали. Потом все стихло и началась Увертюра к балету Руслан и Людмила . К своему изумлению Егор сразу узнал эту музыку, наверное по радио слышал. Когда он был маленький у них была включена трансляция. Музыка была мелодична, и слушать ее было нетрудно. Егор пообещал себе не спать. Здесь это не лезло бы ни в какие рамки.

Было воскресенье, хотя для неработающей Лоры это не имело никакого значения. Жаль, что Егор не выходил на Скайп , он, ведь, был у тети Риты, а там не было интернета. На Скайп Егор выходил, но делал себя «невидимым». Просто Лора была не в курсе.

Ее сильно занимали мысли о новом доме. Дом был настолько дорогой, что жизнь в таком дворце казалась ей сказкой. Лора часто думала, как все украсить, теперь уж она примет участие в выборе мебели, не станет валять дурака в магазинах. Ее удивляло, насколько родственники равнодушно отнеслись к их новости о покупке дома. Никто ничего не спрашивал, не интересовался деталями процесса. Это было обидно. Мама даже и не скрывала, что она не верит, что они его купят. Лора подумала, что может все и правы: дом начали строить и построят, но будет ли он принадлежать им? Тут все зависело от того, дадут ли Егору ссуду в банке. Вроде должны дать, но это, к сожалению, неточно. Впрочем, не стоило думать о неприятном. Она ничего не могла с собой сделать: в мыслях дом был уже ее. Она покупала туда цветочную рассаду и намечала, куда она повесит качели и гамак. Ей было так приятно наблюдать возбуждение Егора, когда он водил ее по участку и намечал, где у них будет бассейн. Обилие комнат, широкие коридоры, лестница с чугунными решетками, двусветные гостиные… Лора мечтательно улыбнулась. Никогда она так не жила, но с Егором может и поживет. Ей так хотелось, чтобы ее семья и дети за нее радовались, но они не радовались, так досадно. Не хотели, не умели, были не в состоянии думать не о себе, завидовали? Кто их знает.