Николас Спаркс - Три недели с моим братом [litres]

– Они местные. Играют здесь несколько лет.

– Интересно будет послушать мальтийскую музыку. Никогда не слышал, – сказал Мика.

– Сюда многие вечером приходят, чтобы послушать их. Вскоре здесь станет людно, и будут танцы.

– Еще лучше, – с улыбкой сказал Мика.

Спустя какое-то время за нами принялись рассаживаться музыканты, однако мы так сосредоточились на игре, что даже не обернулись к ним. Прозвучали первые аккорды. Мы узнали их, но поначалу не смогли вспомнить песню. И вот, когда мы уже почти вспомнили ее, солист начал горланить слова из песни «Трус» Кенни Роджерса.

Мы обернулись и удивленно заморгали. На местных музыкантах, выступающих в мальтийском казино, красовались ковбойские шляпы. Парни пели американские кантри-песни, отбивая такт ногами. Толпа подбадривала их выкриками и подпевала. Мы с Микой переглянулись, со смехом пожали плечами и тоже начали подпевать.

Вот так всегда – стоит нам решить, что больше ничего интересного не случится, как сразу же происходит что-то необычное. Я бы ни в жизнь не смог представить, что буду горланить песни Кенни Роджерса, имитируя мальтийский акцент.

Утром мы посетили Хаджар-Ким – очередной храм, очередную копию развалин. Он лежал у подножия скалы, и окружающий пейзаж оказался гораздо интереснее самого храма. Местность стоила того, чтобы ее сфотографировать.

Завтракали мы в кафе на побережье, где подавали традиционную мальтийскую еду: много свежих морепродуктов и хлеба. Оттуда мы поехали в город-крепость Мдину, расположенную в нескольких милях от Валетты. Она изначально строилась как крепость – на возвышении. Улочки Мдины вымощены камнем, а со стен видна большая часть города.

В Мдине находятся катакомбы Святого Павла – там прошла наша последняя экскурсия за день. Катакомбы некогда служили местом захоронения сотен, если не тысяч мальтийских граждан, и в отличие от гипогея в них можно было трогать и фотографировать все что угодно. Сотни вырезанных прямо в скале ниш сейчас пустовали – тела несколько лет назад вынесли и захоронили на кладбище.

Мика, разумеется, поднял руку.

– Можно мне сфотографироваться в какой-нибудь нише?

Гид посмотрел на Мику, как на сумасшедшего.

– Конечно, если вам так хочется… Раньше никто о подобном не спрашивал.

– Правда? Сколько лет вы здесь работаете?

– Семнадцать.

Мика подмигнул мне и шепнул:

– Знаешь, что это означает?

– Что?

– Что я первый, кто решил там полежать. Ну, первый после тех мертвецов.

Ухмыляясь, брат вполз в нишу, и я его сфотографировал.

Пока мы шли по мощеным улицам обратно к машине, Мика осматривал окрестности.

– Кристине наверняка понравится Мальта.

– А остальные места?

– Ее не затащишь ни в Индию, ни в Эфиопию, ни уж тем более на остров Пасхи. Для Кристины заграничное путешествие означает поездку в Лондон или Париж.

Я улыбнулся.

– А Кэт наверняка понравилось бы везде, где мы побывали. Но поскольку она никогда не была в Европе, то туда мы, скорее всего, и поедем в первую очередь.

– Ты имеешь в виду, когда подрастут дети.

– Разумеется. Пока они маленькие, особого веселья не будет.

– Знаешь, куда нам стоит поехать? Следующим летом можно на месяц снять большой дом в Италии и отвезти туда наши семьи. Устроим базу, откуда можно совершать путешествия.

– Посмотрим.

– Тебе не нравится идея?

– Очень нравится. Просто я не уверен, что мы сможем ее воплотить. И не из-за моих пятерых детей. К тому времени у тебя может появиться еще один ребенок.

– Не спорю. Но все равно неплохо бы собрать информацию. Наверняка большинство наших спутников несколько раз побывали в Италии. С их помощью можно найти хорошее место.

– Тебе и в самом деле этого хочется?

– Ага. Нужно же хоть немного отдохнуть.

– А путешествие вокруг света для тебя не отдых?

– Не мешает еще немного отдохнуть, – уверенно ответил Мика.

Я рассмеялся.

– Ты мог вообразить, что когда-нибудь мы вдвоем объедем мир и посетим такие экзотические места?

Брат покачал головой.

– Нет, конечно. С другой стороны, если задуматься, мы уже столько всего пережили…

Я замолчал, вспоминая.

В начале 1998 года Мика владел двумя фирмами, работал допоздна и планировал свадьбу. Вместе с Бобом они взяли на себя отцовскую роль по заботе о здоровье сестры. Мика посещал все консультации и делал заметки, по вечерам проглядывал «Настольный справочник врача» и читал медицинские журналы, желая убедиться, что сестра получает наилучшее лечение.

Мика звонил мне каждый раз, как возвращался от онколога.

Опухоль Даны, невидимая еще три месяца назад, выросла до размеров виноградины. Она была не такой большой, как та, первая, размером с куриное яйцо, но располагалась глубже – в отделе мозга, ответственном за память и жизненно важные двигательные функции. Удалить ее было нельзя – в случае повреждения окружающих тканей сестра в лучшем случае ослепнет; в худшем она либо станет овощем, либо умрет во время операции. По той же самой причине не годилась и радиотерапия. Лечить будут химиотерапией.

После первичной консультации сестре назначили три вида лекарств, которые показали наилучший результат в лечении опухолей, поразивших ее мозг. Однако шансы на излечение были невелики. Химиотерапия, в сущности, отрава, и вся надежда на то, что яд выест опухоль прежде, чем убьет человека. Причем против опухолей мозга химиотерапия не столь результативна. Гематоэнцефалический барьер – его можно представить как стену между мозгом и остальным телом – не позволяет накопиться нужной концентрации лекарства. Тем не менее иногда удается сдержать рост опухоли или, в лучшем случае, остановить его.

– Каков прогноз в отношении Даны? – спросил я брата в телефонном разговоре.

– Врачи не могут ничего сказать до тех пор, пока она не начнет принимать лекарства.

– Но у нее есть шанс?

– Шанс-то есть, но… – Мика осекся.

– Он невелик, – закончил я.

– Врачи молчат.

– Что случится, если опухоль перестанет расти, но не исчезнет?

– Не знаю.

– Они могут сказать, как долго потом опухоль не будет расти, если лечение подействует?

– Нет. Откровенно говоря, Ник, я не получил ответа ни на один из своих вопросов. Не потому, что ее лечащие врачи никуда не годятся, просто сейчас они не могут сделать компетентное заключение. Больше у меня никакой информации нет. Со слов врачей что-нибудь может проясниться месяца через три, когда Дана сходит на очередную компьютерную томографию.

– Что нам делать до той поры?

– Ждать и наблюдать.

– Вот так тебе сказали?

– Слово в слово.

После этого наша жизнь превратилась в трехмесячное ожидание.