Мария Воронова - У тебя есть я

Зиганшин поморщился: он представил жену по имени и отчеству, надеясь, что Анжелика станет хотя бы через раз называть ее на «вы», но она, похоже, не понимала, что такое вообще возможно.

«Ладно, сейчас Фрида убедится, что у меня ничего нет с этой мегерой, посидим, обсудим дело, да и пойдем, и больше никогда сюда не вернемся!»

– Дорогая, а что ты ставишь эти стаканы? – спросил муж.

– А какие же еще?

– Но…

– У тебя там мясо не горит?

– А, да, точно, пупсик!

Муж убежал в кухню, а Зиганшин усмехнулся про себя, услышав домашнее прозвище Анжелики Станиславовны. Не в бровь, а в глаз.

«Пупсик» вышла, и через секунду Зиганшин с Фридой услышали ее громкий голос:

– Так, если я что-то подала на стол, значит, я то, что надо, подала!

– Но можно же фужеры…

– Щаз!!!

Зиганшин с Фридой потупились, будто застигнутые на подслушивании. Ямпольские переехали недавно, и еще не изучили звукопроводящие свойства своей квартиры.

– Но у нас же гости, пупсичек!

– Вы нажретесь, и я останусь без хрусталя!

– Да почему сразу нажремся?

– Ну не сразу. Но нажретесь. Все, отставить! Мясо жарь свое!

Зиганшин громко кашлянул, но услышан, похоже, не был.

– Двадцать лет живем, а ты все суешь мнение свое великое! – доносилось из-за стены. – Уже пора бы понять, что оно тут ничего не значит.

– Хорошо, пупсичек. Постараюсь.

– То-то же!

Анжелика Станиславовна вернулась в комнату и в самом безмятежном расположении духа стала раскладывать салфетки. Зиганшин с Фридой не знали, куда глаза девать.

Вскоре муж снова появился на пороге с известием, что на плите не горит одна конфорка.

– Так, я ничего не хочу об этом знать! – отрезала хозяйка. – Сам заметил, сам и исправляй, а то знаю я твою манеру – гудок подал и доволен. Жена прибежит на звук и все сделает, а ты герой, потому что вовремя заметил и доложил. Нет уж, дома ты свои генеральские замашки брось! Увидел неисправность – устранил! Причем молча!

Муж растерянно топтался на пороге.

– Все, я сказала! Знать не хочу ни о какой конфорке!

Бедняга ретировался.

– Давайте я посмотрю, – вызвался Зиганшин, который чувствовал себя все более неловко.

– Да сиди! – отмахнулась Анжелика Станиславовна. – Это у меня утром каша сбежала.

Зиганшин почувствовал сильнейшее желание крепко пожать руку несчастному мужику, а может, даже обнять его. Бедолага, настрогал трех дочерей, теперь деваться некуда.

Сели обедать. Зиганшин был уверен, что сейчас его начнут насильно поить вином, или как минимум долго и нудно выяснять, почему он не пьет, и агитировать покончить с этой пагубной привычкой к трезвости, но реакция хозяев оказалась на редкость адекватной.

Муж, разливая вино, просто обносил его стакан.

Фрида пригубила и с непривычки раскраснелась, подалась вперед и стала слушать разглагольствования Анжелики Станиславовны о тяготах жизни «боевых подруг». На девяносто процентов речь состояла из самовосхваления, как бедная Анжелика в военном городке поднимала троих детей, не оставляя работы, пока муж бездельничал на службе, непонятно как получив в конце концов генерала.

Зиганшин сделал вывод, что мадам была дикой занозой в заднице всего гарнизона, ни одна молодая семья не обходилась без ее помощи и мудрых советов, и жены до сих пор не верят своему счастью, что она уехала и больше не вернется.

А в мегаполисе все живут обособленно, Анжелике негде развернуться, вот она и набросилась на них с Фридой.

«И, похоже, не отвяжешься, – с тоской подумал он, глядя, как жена с воодушевлением смотрит фотографии в Анжеликином телефоне, – крепкая женская дружба, увы, родилась».

Зиганшин улыбнулся девочкам. Ему понравилось, как они вели себя за столом: не скованно, но и не развязно, ели спокойно, тихонько переговариваясь между собой.

Еда у Анжелики была довольно вкусная, но что сразило Зиганшина наповал, так это компот. Он и не думал, что где-то еще хозяйки его варят, и от удивления выпил три стакана.

Сладковато-терпкий вкус сухофруктов напомнил детство, школьную столовую, оторванный ремень сумки и прочую бузу, и за это Зиганшин многое простил Анжелике Станиславовне.

– Странно все-таки поворачивает жизнь, – элегически вздохнула хозяйка, покручивая в руке стакан с вином, – я так мечтала в Питер вернуться, но все никак не получалось. Ну, думаю, нет так нет, взяли квартиру, ремонт, то-се, и только последнюю полочку повесили, извольте! Мужу дают генерала и переводят сюда! Честно скажу, я уж и не знала, радоваться или огорчаться, ну да оно всегда так бывает: вроде бы чего-то ждешь, надеешься, а потом перестаешь и начинаешь жить с чем есть, и только обустроишься как следует, вдруг раз! И все меняется!

– Да, мы имели случай это заметить. – Зиганшин под столом пожал руку Фриды, но она не ответила.

Девочки встали из-за стола, и Анжелика Станиславовна вышла с ними. В коридоре послышались смех и голос матери: «По пятьсот рублей на нос! На мороженое не налегать, дома быть не позже половины десятого!»

Муж долил вина и чокнулся с Фридой. Зиганшин поддержал компотом.

Грустно улыбнувшись, хозяин посетовал, что сегодня получит крупный нагоняй, после того как жена увидела наглядный пример абсолютной трезвости.

Зиганшин развел руками.

Хлопнула входная дверь, и Анжелика вернулась.

– Надо срочно худеть, – сказала она, допив вино, – а то Анька уже с мальчиками встречается. Того и гляди, приведет жениха в дом, а тут раз – мамаша! И он такой – не-не-не! Мужики сейчас женской полноты как черт ладана боятся, им идеальные формы подавай!

Зиганшин хотел заметить, что с точки зрения геометрии шар как раз и есть идеальная форма, но прикусил язык.

– Слушайте, тут такая странная ситуация, – продолжала Анжелика Станиславовна, – я привыкла, что мужики дела обсуждают, а жены с женами. А сейчас так по-дурацки сложилось, что, Коля, жена, – это вроде как ты. А я типа мужик.

Коля улыбнулся:

– Хорошо, пупсик, вы разговаривайте, а мы с Фридочкой пока кинчик посмотрим.

Анжелика увела Зинганшина на кухню, темное помещение с закопченным потолком и древней метлахской плиткой под ногами, вытертой так, будто она раньше мостила улицы Древней Греции.

На стене сиротливо висела эмалированная раковина с черными сколами, рядом стояла плита, такая же, как Зиганшин помнил из времен своего раннего детства, и грубый деревянный стол, за который Анжелика его усадила.

Он заметил, что поверхность тщательно выскоблена ножом, и с удовольствием провел ладонью по чистой доске.

– Ничего, не пройдет и полгода, как тут все преобразится!

– А мне нравится. Все-таки есть в старых домах очарование… Даже не знаю, какое слово подобрать. Надежности, что ли.

– Парадокс в том, что аутентичность дороже новодела.