Мария Воронова - У тебя есть я

А Константину Ивановичу хранить целомудрие было значительно сложнее. Все женщины, начиная с первокурсниц и заканчивая профессором Николаевой, были влюблены в него, но Рогачев не поддавался ни на какие чары, а спешил домой к своей страшненькой супруге.

Он очень ценил верность во всем, в любви, в дружбе, в профессии.

По дороге домой Зиганшин обдумывал свою беседу с Ямпольской. Столько информации тетка собрала, и все зря – на преступление это свет никак не проливает.

Чем благороднее человек, тем проще на нем паразитировать, поэтому симбиоз Дымшица и Рогачева не сказать чтобы из ряда вон выходящее явление. Немножко удивляет, что Константин стерпел откровенное хамство старого друга, когда тот зажал его докторскую, но мало ли какие соображения им руководили. Может, пожалел свою супругу, у которой Давид остался единственным родственником, и не стал обострять, или согласился с замечаниями своего научного консультанта. Талант всегда сомневается в себе.

Или он терпел-терпел, а потом в знак протеста решил взорвать всех, в том числе себя самого? Давид придушил карьеру, Оксана бортанула, и вообще жизнь не мила, так нате получите! Да нет, бред какой-то! Чтобы провернуть подобное, надо быть полным психом, а Константин Иванович производил впечатление уравновешенного и спокойного человека.

Любовная линия? Страсти – дело опасное и непредсказуемое, но фигуранты давно уже не дети. Какими бы сильными ни были когда-то чувства, время должно было притупить их остроту. Или нет?

Дымшиц ведь, по сути, украл жизнь у старого товарища. Завладел женщиной, которую тот любил, а потом занял предназначавшуюся ему должность. Но и этого мало, он еще и выпендривается, не пускает на защиту! В подобной ситуации ничего нет естественнее, чем вернуть себе хотя бы женщину, соблазнить Оксану Максимовну, которая наверняка скучает с унылым мужем и рада будет окунуться в беспечную атмосферу юной страсти. Великолепная месть, никакой взрыв не нужен!

Выстраивается отличная конструкция: Константин с Оксаной затусили, а обманутые супруги узнали об измене и решили сурово наказать прелюбодеев. Все сходится тогда: и выбор жертв, и слаженность показаний тетки и племянника.

Дико думать, что два интеллигентных человека решились на такое, но других вариантов пока не видно.

Только Маргарита не производит впечатления изощренной преступницы, ну никак. И впечатления серой мыши она, кстати, тоже не производит. Не Анджелина Джоли, конечно, но очень миловидная и обаятельная дама. Почему свидетели с трогательным единодушием твердили, что она страшненькая и вообще никакая?

Тут Фрида кашлянула на пассажирском сиденье, и Зиганшин опомнился:

– Что, Фрида?

– Ужасная женщина, правда?

– Зайчик, ты врешь. Она тебе понравилась, и ты бы тоже так хотела мною помыкать.

– Ну да, вру. И ты мне врешь, что любишь.

Зиганшин промолчал.

– И ты не признаешься?

– Нет, Фрида, не признаюсь.

– Хорошо.

В молчании они доехали до городской квартиры. Отчим уже лег, оставив им на кухне блюдо с сырниками, что почему-то очень тронуло Зиганшина, и он съел половину, хотя после гостей не был голоден.

Кроме того, радушный Виктор Тимофеевич постелил им на диване, и не абы как, а тщательно расправил простыни, взбил подушки, а для Фриды положил на тумбочку большую шоколадку.

Ложась на чистое белье, чуть слышно пахнущее лавандой, Зиганшин задумал тоже сделать отчиму как-нибудь приятный сюрприз, и в блаженстве вытянулся на постели. Господи, как хорошо засыпать, когда точно знаешь, что через минуту тебя не поднимет детский крик!

Зиганшин обнял жену.

Она замерла под его руками, напряглась, а когда он захотел поцеловать ее, отвернулась.

– Ты что, Фрида? – прошептал он.

– Не знаю. Просто не хочется.

– А если так?

Он попытался приласкать ее, но жена будто заледенела.

– Ну нет так нет. Подольше поспим.

Зиганшин отвернулся, закрыл глаза, но сон не шел, и не хотелось лежать рядом с женщиной, которой ты противен.

Натянув джинсы, он вышел в кухню и включил чайник, зная, что шум не достигнет спальни Виктора Тимофеевича.

Телефон остался в комнате, возвращаться туда не хотелось, и, чтобы отвлечься, Зиганшин взял с подоконника журнальчик и начал решать кроссворд.

Когда он почти разгадал все слова по горизонтали, в кухню осторожно вошла Фрида, прикрыла за собой дверь и остановилась в нерешительности.

– Что? – спросил Зиганшин.

– Слава, извини меня. Я нехорошо повела себя сейчас.

Он пожал плечами. Будто кто-то вынул из него батарейку – просто не стало сил убеждать жену в очевидных вещах, и всё.

Фрида взяла его за руку:

– Пойдем в постель.

– Да я тоже что-то уже не хочу.

– Ладно.

Она заварила ему чаю, как он любил, и поставила кружку прямо на журнальчик.

– Ты не видишь, я разгадываю кроссворд.

– Извини. Пойдем тогда просто спать, Славочка. Не часто нам выпадает такая возможность.

– Иди. Я попозже. Площадь в Древней Греции только впишу и приду.

Фрида села напротив него:

– Я вот что хочу сказать тебе… не думай, что я не вижу, как ты держишь всех нас. Знаю, что я последняя женщина в мире, с которой тебе хотелось бы быть, но ты остаешься со мной и не уходишь, и никогда не уйдешь.

– Ну ясен пень! Пятеро детей, куда я пойду, – буркнул Зиганшин.

– И я тоже останусь с тобой, хоть меня от тебя тошнит.

Он покачал головой:

– Наверное, Фрида, это и есть настоящая любовь. То, что не дает остановиться, пока не приходит второе дыхание.

– А оно придет?

– Не знаю. Но все равно не остановлюсь.

– И я. Слушай, сейчас реально плохо вышло, но я подумала, что у нас с тобой всегда был хороший секс. Все остальное мы изговняли, а секс – нет.

– Секс – нет, – подтвердил Зиганшин.

– А сейчас если бы занялись в таком настроении, то точно испортили бы, и совсем ничего не осталось. А с другой стороны, рано или поздно все равно испортим, так почему не сегодня?

– Нет, Фрида, секс – это святое. Мы должны его сохранить в неприкосновенности.

Она улыбнулась:

– Только я как специалист вижу тут порочный круг. Чем дольше мы будем сохранять, тем больше у тебя накопится тестостерона, ты станешь злой, грубый и вредный.

– Слушай, дорогая, мне уже не двадцать лет, и я полностью управляю своими гормонами.

– Да неужели? Управляет он!

Фрида засмеялась и пошла спать. Зиганшин последовал за ней.

– Управляет! Никто в мире не может, а он может! – не унималась жена, закутавшись в одеяло, как куколка, – новое слово в науке прямо. Повелитель гормонов! Царь гипофиза и щитовидной железы!

– Вот именно. Дай хоть уголок накрыться.

– Обойдешься.

– Так я и знал, – вздохнул Зиганшин и потянул на себя шерстяное покрывало.