Мария Воронова - У тебя есть я

Она вспомнила, что в автошколе инструктор всегда хвалил ее езду задним ходом, даже называл королевой разворота и говорил, что у нее редкое для женщины умение чувствовать габариты. А училась она не на «мерседесе», а на какой-то жуткой колымаге, и камеры заднего вида не было. И не так уж плотно машины стоят, это ей от страха показалось.

Закусив губу от напряжения, Маргарита очень-очень медленно вползла между соседями. Зато встала ровно посередине.

Дома она достала телефон, и сердце екнуло – один пропущенный вызов! Оставшись одна, Маргарита стала радоваться любым весточкам от людей. Но это оказался всего-навсего вызов от Вадима, которым он сообщил ей свой номер.

Подумав немного, она не стала сохранять его в контактах, но и из памяти не удалила. Черт, ей так редко звонят, что он и через год не успеет далеко уехать в ленте и затеряться среди других безымянных номеров.

Чтобы перебить во рту отвратительный вкус заправочного кофе, куда, похоже, для аромата добавляли окурки дешевых сигарет, Маргарита налила себе молока и с кружкой в руке подошла к кухонному окну. Вжавшись лицом в стекло, посмотрела вниз. Там змеилась поземка, и то ли шел снег, то ли снежинки взлетали от ветра и кружились в свете фонарей, с высоты было не разобрать. Задувало так сильно, что трепало полы пальто позднего прохожего и раскачивались провода. Маргарита вдруг схватила телефон.

– Вадим, вы добрались домой?

– Спасибо, нормик все.

– Просто я посмотрела в окно, увидела, что погода резко испортилась, и подумала, как вы там на велосипеде.

– Успел. Только как к дому подъезжал, началось, прямо хоть парус ставь. – Вадим засмеялся.

– Рада, что у вас все в порядке. Простите, что побеспокоила.

– Ну что вы, мне очень приятно.

Маргарита попрощалась, но Вадим вдруг закричал:

– Стойте, стойте! Может, о встрече договоримся? Завтра вы как?

Маргарита замялась и снова посмотрела во двор. Нет, ну как же она хорошо поставила машину, загляденье! Ровненько, как по линеечке, и симметрично, и справа и слева места достаточно, чтобы открыть дверь. «Надо как-нибудь поделикатнее и без лишнего трагизма объяснить ему, что я – вдова и не могу встречаться», – подумала Маргарита, а вслух произнесла:

– Хорошо, с удовольствием выпью с вами чашечку кофе.

По дороге домой Зиганшин попал в небольшую пробку. От скуки съел шоколадный батончик, бог знает сколько времени валявшийся в бардачке, и стал разглядывать пейзаж. Старые дома, истоптанный снег, вдалеке купол Троицкого собора, величественно-красивый, но, увы, за много лет Зиганшин пресытился этим зрелищем. Тут взгляд его упал на витрину большого книжного магазина. Внутри соблазнительно виднелись стеллажи, уставленные яркими томиками, глобусы, рулоны оберточной бумаги, разноцветные коробки и еще всякие интересные штуки. Люди внутри почему-то казались не такими, как снаружи, а счастливыми и праздничными, и даже сквозь двойное стекло Зиганшин разглядел блаженство на физиономии пацана, прижимающего к себе груду детской канцелярии.

«А ну-ка», – хмыкнул он, припарковался и вошел в магазин. Давненько не приходилось бывать в подобных местах! Последний раз он ходил в библиотеку школы милиции, получал учебники, а в книжные магазины и вовсе с детства не заглядывал. Дома хватало всякой литературы, мама активно обменивалась книгами со своими подружками, так что и ему перепадало. А в зрелые годы он разлюбил читать, утратил интерес к выдуманным историям, так, брал классику иногда, и не столько ради сюжета, сколько ради рассуждений. А вообще интернета хватало за глаза, особенно когда стало можно смотреть сериалы. Зиганшин немножко стеснялся, что подсел на «Игру престолов», «Ходячих мертвецов» и «Фрейзера», и никому об этом не рассказывал, кроме Фриды.

Он улыбнулся, вспомнив, как они любили вместе посмотреть перед сном пару серий, лежа в кровати, обнявшись и синхронно вздрагивая на особенно страшных моментах. Теперь это ушло навсегда.

Зиганшин посмотрел на улицу: пробка почти не шевелилась. Приметный грузовичок продвинулся вперед всего на полдома и снова застыл.

Он взял корзинку и прошелся возле стендов с канцелярией. Когда Наташа была еще жива, он ездил с ней собирать Свету в школу. Девочка хотела тетрадки обязательно с мишкой Тедди, от которого тогда была без ума, а он молча стоял возле кассы и бесился от детской привередливости. Так и подмывало рассказать о собственном ужасном детстве, когда тетради украшали максимум портретом Маяковского, и то в виде карандашного рисунка и обязательно с мудрой цитатой. Интересно, что сказали бы мама с папой, если бы он заявил, что желает тетрадку не с Маяковским, а с Толстым?

Да, кажется тогда он всем испортил настроение своей угрюмой мученической рожей. Юра тогда был совсем маленький, устал, пришлось таскать его на руках, и Зиганшин ясно помнил, как наливался желчью и бормотал про себя, что это обязанность отца, а не дяди.

В конце концов, ему, кажется, удалось справиться с собой, он выжал улыбку и повел Наташу с детьми в «Шоколадницу», где они сносно посидели, но злость его успела передаться сестре, и потом она, наверное, тоже думала, что собирать дочь в школу должен родной отец, а не посторонний человек. В общем, радостное событие превратилось тогда в какую-то повинность.

Бедные дети, как они, наверное, испугались, попав в лапы такого злобного говнюка, как он!

Зиганшин положил в сумку альбом, пачку листов бумаги для акварели, краски, набор кисточек, точнее, выражаясь по-художественному, кистей, и несколько блокнотиков с пронзительно «девчачьим» рисунком на обложке. Большая Света уже утратила к этому интерес, живет по принципу «с прошлого года еще не все тетради кончились, полкарандаша осталось, а ручку я в классе на полу найду», а младшим еще нравятся подобные штучки. Юра любит рисовать, может, мелкую Свету приохотит. Кстати, фломастеры еще надо, карандаши, точилку, ластик, ну а заодно уж клей и цветную бумагу, чтобы десять раз не ездить.

«Все такое красивое, – думал Зиганшин, – прямо я сам вот возьму и поиграю, когда детям надоест».

Вдруг мучительно захотелось купить что-то отдельно для маленькой Светы. Зиганшин огляделся, понимая, что это будет непедагогичный шаг. Племянники могут обидеться, они ребята хорошие, но черт его знает, какие мысли бродят в детских головенках? Вдруг решат, что Митя с Фридой решили завести себе «настоящих» детей, а их отодвинуть на второй план? А с другой стороны, объективно малышке сейчас хуже всех, и она должна чувствовать, что ее любят.

Поколебавшись чуть-чуть, Зиганшин все-таки взял с полки роскошный фолиант о каких-то феях и волшебницах, полистал, но положил обратно. Картинки оказались такими кричащими, что совсем не давали простора детскому воображению. И вообще он даже не знает, умеет ли девочка читать, папаша хренов!