Мария Воронова - У тебя есть я

– Слушай, а ведь и правда…

– Что за необходимость была пихать бумаги любимого папы к старым обоям? Вот чует мое сердце, зря мы их не изъяли, очень зря!

Анжелика вышла из машины, сделала несколько шагов к дому, но тут же вернулась и требовательно постучала в окошечко.

– Чего тебе? – спросил Зиганшин, опустив стекло.

– А ключи?

– Что ключи?

– Ну это же капец как странно! Вот Фрида бы допустила такое, чтобы у тебя были ключи от вашей левой хаты, а у нее – нет?

Зиганшин пожал плечами.

– Ну Фрида ладно, молодая еще, необстрелянная, но про себя могу тебе точно сказать, что, если бы Коля хоть на секунду захотел иметь эксклюзивный доступ в любое из наших помещений, он бы тут же очень сильно об этом пожалел. А если совместить оба фактора? Женщина хранит бесценные автографы своего отца-академика в квартире, от которой у нее и ключей-то нет. А? Каково это?

Он пожал плечами. Наверное, Фрида ничего не сказала бы ему в подобной ситуации, но, с другой стороны, женившись, Зиганшин сделал ей дубликаты всех своих ключей, кроме тех, что от машины, и то только потому, что она не умела водить. От старого папиного гаража только не стал, ну так этот ключ в единственном экземпляре лежал в тумбочке возле входной двери, и Фрида в любую минуту могла его взять. А Рогачев ключи от материнской квартиры носил с собой на общей связке, и жена доступа к ним не имела. И не возмущалась, не требовала. То ли высокие отношения, то ли черт разберет, что такое…

В субботу Фрида огорошила своего мужа известием, что едет в город, а он остается один с детьми. Зиганшин заныл, что лучше он вызовет маму, а сам поработает при жене шофером, но Фрида отмахнулась и, не слушая его стонов, выдала инструкцию по приготовлению смеси для близнецов и показала, в какой кастрюле что лежит.

Вернувшись домой после того, как подбросил жену к автобусу, Зиганшин вдруг заметил, что сильно похолодало. Прозрачный воздух будто звенел от мороза, и казалось, что голубое уже по-весеннему небо в одну секунду может расколоться и рассыпаться ледяными осколками. Шерстинки на высоком вороте его свитера покрылись инеем от дыхания за те несколько минут, что он расчищал дорожку.

Старшая Света строго доложила, что близнецы спят и ничего не случилось.

Юра занимался каким-то школьным, как он солидно выражался, «проектом», а маленькая Света сидела наверху.

Убедившись, что близнецы действительно спят, а старшие дети совершенно не жаждут его общества, Зиганшин поднялся к девочке.

– Ну что, пойдем щеночков смотреть или холодно?

Она молча спрыгнула с кровати.

Он проследил, чтобы Светочка надела кофту и шерстяные носки, и на всякий случай еще перевязал ее крест-накрест шерстяным платком поверх комбинезона и укутал личико своим шарфом.

У Льва Абрамовича в доме стояла страшная стужа.

– Старый хрыч, естественно, не топил, – пробормотал Зиганшин себе под нос, и из комнаты тут же донеслось: «Я все слышу!»

Он передал Свету Льву Абрамовичу и сбегал к себе в сарай за дровами.

– Ты человек, конечно, закаленный, но о собаках-то подумай. Дубак кошмарный.

– Или я мечтал стать директором собачьих яслей? – тут же парировал Фридин дедушка.

– Серьезно, Абрамыч. Я понимаю, что на холоде шерсть становится лучше, но сегодня просто исключительный мороз.

– Ладно, протоплю сейчас. А вы идите, целуйтесь со своими малышами.

Зиганшин еще не разрешал девочке гладить щенков, хоть Найда вела себя спокойно, и снова признавала его за любимого хозяина.

Он сел на табуретку возле выгородки, которую они соорудили с Львом Абрамовичем, посадил Свету на коленки, и они молча стали смотреть, как щенки копошатся возле матери.

Света сначала сидела тихо, чинно, а потом забылась, потянулась, вся будто перелилась в щенков, так что Зиганшин не выдержал, достал одного и, убедившись, что Найда не возражает, дал девочке подержать маленький теплый комочек.

– Ой! Нюфает, нюфает, – закричала Света, от волнения путая буквы.

Щенок сосредоточенно тыкался маленькой лобастой головой в ее ладонь. Зиганшин вернул его обратно, под бочок матери.

– Прости, детка, долго мы не можем засиживаться, – вздохнул он, – я сегодня главный по хозяйству.

Зиганшин прогнал две стирки, нагладил кучу белья, накормил детей, причем близнецов трижды, бессчетное количество раз поменял им пеленки, борясь с соблазном облачить их в памперсы, помыл во всем доме пол, потому что ему хотелось переделать по максимуму домашних дел, чтобы Фрида завтра могла отдохнуть, и только сел перевести дух, как подошла старшая Света с заданиями по геометрии. Он посмотрел в учебник и обомлел, потому что ничего не понял.

– Я слишком стар для всего этого дерьма, – застонал Зиганшин, когда Света очень убедительным жестом подсунула ему тетрадку.

То ли он, сам того не зная, учился в школе для тупых, то ли забыл математику напрочь, то ли в его время программа была другая, но ухватить суть ему так и не удалось, пришлось вызывать Льва Абрамовича.

Тот примчался, в три секунды все понял, но вместо того чтобы решить задачу, принялся объяснять Свете весь материал.

Зиганшин послушал, пришел к выводу, что все равно ничего не понимает, и поплелся чистить картошку к ужину.

– Можно, я вам помогу? – шепотом спросила маленькая Света.

Он растерялся. Нельзя давать нож пятилетнему ребенку, а овощечистка, наверное, безопасна, но все равно слишком большая для Светиных ладошек.

– Конечно, детка. – Зиганшин огляделся, что бы такое поручить девочке, и вдруг понял, что приготовление пищи – опасное занятие. Или порежешься, или обожжешься.

Он подставил под раковину низкую табуреточку и дал Свете мыть овощи для салата.

За окнами быстро темнело, а Фриды все не было. Что ж, она предупредила, что вернется поздно. «А куда поехала, не сказала, – подумал он вдруг со жгучей обидой, – сидят сейчас, наверное, с Анжелкой, кости мне перемывают, а Ямпольская еще и подначивает – сиди, сиди, Фридочка, пусть этот гад покрутится, почувствует на своей шкуре, каково тебе приходится!»

Зиганшин посмотрел на часы и решил, что по всем законам, божьим и человеческим, гад покрутился вполне достаточно.

Только он хотел позвонить жене, как телефон сам подал голос.

– Добрый вечер, Анжелика Станиславовна, – сказал Зиганшин не без яда, – вы мне скоро жену вернете?

– В смысле?

– А Фрида не у тебя разве?

– Нет, и не была.

– Куда ж она тогда поехала?

– Не знаю, родной. Мы с ней сегодня не собирались встречаться.

Зиганшин нахмурился. Отточенная годами службы дедукция подсказывала, что, если Фрида не у Анжелики, значит, поехала к его маме, и лично ему это не предвещает ничего хорошего.

– Так я чего звоню-то, – напористо продолжала Анжелика, – два миллиона баксов – это, конечно, очень хорошо, но не дает мне покоя чемодан с папиными рукописями.