Ержан Рашев - Человек на балконе

— Внимание, внимание, у меня подозреваемый. Внешний вид подходит под описание, цвет одежды тот же. Будем брать показания.

Та-а-ак. Травку я не курил уже месяца два. Кокаин с собой не носил. В публичных местах не напивался. С несовершеннолетними шуры-муры не водил. Последние несколько недель вообще были образцово-показательными. Ну, был один инцидент, когда я списал промежуточный экзамен у сидящего рядом ботаника, но разве за это сажают?

— Сэр, — я начал передразнивать его с его «сэр». — А что, собственно, произошло? Не может же человек выйти на улицу покурить (сигарету, заметьте) и быть затолкан в полицейскую машину без внятного обоснования. Я требую объяснений, в чем меня обвиняют?

— Прошу вас заметить, что никто вас сюда не заталкивал. Не беспокойтесь, вы еще не арестованы. В миле отсюда произошло ограбление магазина, продавец погиб от огнестрельных ранений. Вы подходите под описание свидетелей.

«Ах ты, еь твою мать, приехали», — думал я про себя. Стоило ли выживать в чуть не случившейся «размажь-меня-по-асфальту» автомобильной аварии, чтобы тут же быть навсегда запертым в грязной американской тюрьме? Нет, правда, стоило ли? Если в полный серьез задуматься над этим вопросом, в глубине он покажется гораздо более философским, чем на поверхности. Пока мои друзья, перенесшие вместе со мной околосмертный шок, радовались жизни и испытывали прилив энергии, пожирая свои куриные сэндвичи в теплой атмосфере придорожного кафе, я сидел тут в вонючем полицейском катафалке и ожидал страшный приговор собственной судьбы. Наверное, сейчас он повезет меня в местное отделение для опознания, а учитывая, что все наши азиатские морды выглядят одинаково, меня уж точно опознают, в этом можно не сомневаться. Таковы правила игры. Я уже представлял себе свое ближайшее будущее; глупое опознание, суд, отсутствие адвоката или ближайших родственников, приговор на 130 лет без права апелляции, пожизненное заключение среди татуированных скинхедов и слабоумных негров, тюремный душ и вечно соскальзывающее мыло — короче, полный комплект.

Нет! Уж лучше смерть на дороге! Дайте мне обратно тот сраный грузовик!

— Послушайте, произошла страшная ошибка…

— Сидите тихо, сэр, мы все выясним.

Блядь. Копы, менты, карабинеры — все стражи закона во всем мире в принципе одинаковы и совершают одни и те же ошибки. Они «все выяснят». Ни хуя вы не выясните! Сколько невинных людей сидит в ваших тюрьмах? Сколько людей вы несправедливо убили, прежде чем поймать Чикатило? Внезапно я все вокруг возненавидел: я возненавидел Дэна и его еврейскую бабушку с их днем благодарения, возненавидел эту скользкую дорогу, которая привела нас сюда, но больше всего я возненавидел эти гребаные «Мальборо лайтс». Сам дьявол потянул меня курить это в туманную ночь. Я даже скомкал светло-коричневую пачку в кармане своих джинсов. Но, знаете, что? Мне уже все равно. Как там пел Мумий Тролль, «мне уже не важно»? Хорошая песня, «Дельфины» называется.

Пока я обдумывал все невеселые перспективы своего положения, коп о чем-то живо разговаривал по рации. «О’кей»! — только и успел услышать я. Он выключил черный аппарат, оглянулся назад и серьезно на меня посмотрел.

— Ну что ж, я вынужден вас отпустить, — с некоторым разочарованием проговорил он. — Кажется, они поймали того, кто нам нужен. Но мне необходимо записать ваши данные — сошиал секьюрити, телефон, адрес. B случае чего, мы с вами свяжемся. О’кей, сэр?

— О’кей. А как насчет извинений?

— О, простите, сэр, возможно, вышло недоразумение.

Все-таки они оказались повежливее наших.

Я дал ему всю необходимую информацию и вышел из машины, махая белыми крыльями за спиной. Идя в сторону забегаловки, я думал о странном стечении обстоятельств только что пережитого опыта. Мои друзья как раз выходили из «Дэннис», громко о чем-то смеясь. Их довольные, улыбчивые лица не вызывали у меня раздражения. Я вообще ничего не чувствовал, кроме тяжелой, стонущей усталости. Слишком много происшествий для одного дня.

Синтия снова схватила меня за руку:

— Где ты был? Знаешь, я подумала, а черт с ней с этой машиной! Ведь мы живы, а это самое главное. Слушай, да на тебе лица нет, все в порядке?

— Да-да, все нормально. Просто вышел покурить.

Я хотел ей сказать, что оставаться в живых — не всегда самый выгодный сценарий, но благоразумно промолчал.

Она держала меня за руку всю оставшуюся дорогу в Нью-Йорк. Ей это было нужно. Мы вчетвером теснились на заднем сиденье «Мустанга» брата Лизы. Брат ее, толстенький латинос, оказывается, имел привычку засыпать за рулем в ночное время и умудрился приехать со своей женой, дабы та поддерживала его разговорами на протяжении всей поездки. Поэтому мы практически лежали друг на друге, скомканные и уставшие, под звуки ее бессмысленного щебетанья.

Она держала меня за руку, когда мы заходили в дом брата Лизы, чтобы провести там ночь. Мы улеглись рядом, все еще держась за руки, и мгновенно уснули. Так крепко до этого я еще не спал и, наверное, уже не буду спать никогда.

Потом мы ебались с ней три месяца. Наступили летние каникулы, и я уехал в Нью-Йорк стажироваться в скучном и невыносимом банке «Кредит Свисс Ферст Бостон». Синтия отправилась со своей оторвой-подружкой в Испанию колесить по просторам Федерико Гарсиа Лорки на велосипеде. Нужно отметить, что моя практика в инвестиционном банке была очень похожа на попадание в армию. Мало того, что на работе я проводил около 24 часов в сутки, я еще и умудрялся ежедневно получать жесточайших пиздюлин от своих новоявленных шефов. Приходя домой поздно вечером, я либо напивался до потери сознания, либо снимал каких-нибудь проституток. Связи мои были в то время крайне беспорядочными. Короче говоря, времени скучать по Синтии у меня не было.

И вот в сентябре, вернувшись на учебу, я вновь увидел ее. Она была другой. Более развязной, что ли. От ее подруги я узнал, что в Испании Синтия ебалась с каким-то цыганом — пьяницей и скалозубом. Поговаривали даже, что у них была любовь. Пизда. Она пыталась избегать меня, а я в свою очередь старался от нее скрыться — скорее всего нам, просто нечего было друг другу сказать. Вспоминая все это, мне становится грустно, потому что люди не умеют полностью наслаждаться моментами своей жизни и потому что в то время я совершенно не осознавал этого.

Я не могу найти логический конец этой истории. Морали, похоже, здесь тоже нет. Потом у нас все как-то не сложилось. В тот год погиб Сергей Бодров-младший, попав под сошедшую с гор лавину. И для меня он ознаменовался чередой плохих событий. В тот год я начал много пить. Больше ничего не припоминаю. Я видел ее все реже, появились какие-то новые увлечения, но вот сижу, пишу очередной сопливый текст и вспоминаю именно о ней. Почему же все сложилось именно так, а не иначе? — задаемся мы своим извечным вопросом, ошибаясь и снова падая, снова ошибаясь и забываясь воспоминаниями.