Дарья Сойфер - На грани серьёзного

– Это ты про меня?

– А про кого?

– Я люблю общаться с красивыми девушками. Это не значит, что я каждую тащу в постель. Меня не так воспитывали.

– Ненавижу таких, как ты! – выпалила она. – Думаете, что все в этой жизни только для вас. На все нужно твое согласие, да? Если не хочешь плодить потомство, нечего расчехляться направо-налево! Завяжи свое добро в узел до брака. А потом учи других.

– Все сказала? – бесстрастно спросил Эрик. – А теперь растолкуй мне, пожалуйста, что ты планируешь со всем этим делать.

– Аборта не будет! – прорычала она, борясь с желанием разбить его физиономию в винегрет.

Он взялся за переносицу и обреченно покачал головой.

– Скворцова, ты ненормальная. Ты на всю башку двинутая. Как тебе вообще выдали права?

– Катись к чертям!

– Да я и так в самом пекле! Что мы будем делать с ребенком, я тебя спрашиваю?

– Если он есть!

– Если он есть. У тебя есть варианты?

– Хочешь составить расписание посещений? – Кира снова принялась язвить, чтобы не разреветься. – Не рановато?

– Ты же о чем-то думала, когда пьяная лезла в постель к чужому мужику! Хочу послушать, как ты себе это представляла.

– Хорошо. Слушай. У меня есть работа, квартира, машина. Я беременею, рожаю, воспитываю. Сама. Точка.

– А если я против?

– Можешь идти…

– Я серьезно, – перебил Эрик. – Если я не собираюсь бросать ребенка?

– Хорошо, – она равнодушно пожала плечами. – Можешь навещать его по выходным и делать «утю-тю». Я могу даже показывать ему твою фотографию. Доволен?

– Нет.

– Нет?!

– Нет, – упрямо повторил он. – Но я понял, что говорить с тобой бесполезно. По крайней мере, сейчас, – он взялся за ручку дверцы. – Я должен все обдумать, потом свяжусь с тобой. А ты пока остынь.

Игнорируя ее взбешенное выражение лица, Эрик похлопал ее по плечу и вылез. Но уже через секунду снова заглянул в салон.

– Ах да. И не надо закреплять успех с Антоном. Если уж тебе так нравится его кандидатура донора, лучше нацеди впрок.

Он захлопнул дверцу прежде, чем до нее дошло сказанное. Она разразилась такими ругательствами, от которых покраснел бы сантехник дядя Гриша, который в принципе не умел цензурно общаться с трубами.

Выговорившись и несколько раз в бессильной злобе ударив по рулю, Кира обняла его и закрыла глаза. Она чувствовала себя опустошенной. Никчемной. Впервые в жизни слова Эрика ее ранили. Раньше он мог подкалывать ее сколько угодно, она просто отвечала выпадом на выпад. Сегодня учебные рапиры сменились боевыми. Острыми, жгучими, ядовитыми. И теперь жестокость его слов с каждым ударом сердца разносилась по всему телу.

Эгоистка. Ненормальная. Думаешь только о себе. Как он посмел?! Как мог сказать так о ней? А еще друг, называется! Да, она сама была не в восторге от своего замысла. Но в ее планах не было языкастой Катюши.

Кира снова ударила многострадальное потертое рулевое колесо. Катя! Ей сильно повезет, если она успеет вовремя скрыться с глаз. Предатели! Кругом одни предатели! Какого черта все лезут в ее жизнь?! Ольга со своей врачихой. Эрик со своим гребаным благородством. Катя, в угол ее на горох дня на три. Господи, как хорошо и спокойно было раньше! И что теперь? Получила на свою голову самого махрового шовиниста из всех возможных! Поселится в ее квартире, заставит с утра до ночи готовить долму. Ублажать свекровь и ничего не делать без царственного дозволения. Отнимет все: карьеру, стендап. А то еще отвезет в какой-нибудь Армавир. А сам будет шляться по столичным клубам. Гулять. Превратит ее в забитое бессловесное ничтожество. В ее собственную мать. Случится то, чего Кира боялась всю жизнь.

– Нет! – крикнула она вслух.

Нет. Этого не будет. Она не для этого с таким упорством вырывалась из родного города, из семейного болота. Не для этого отвоевывала свою независимость, строила личную крепость. Училась, работала, развивалась.

Она сможет. У нее получится. Она пойдет в «Большой стендап» и порвет их всех. Она докажет Локоткову, что достойна повышения. Она родит ребенка и воспитает его таким же сильным и независимым. И даст ему свою фамилию.

Упрямо выпятив подбородок, Кира включила зажигание и направилась домой. Ей остро необходимо было немедленно выместить на ком-то свою злость. И только когда затрезвонил телефон, она вспомнила про Антона.

– Прости… – виновато ответила она по громкой связи.

– Двадцать три минуты, – его голос сейчас страшно напоминал Локоткова. – Тебя ждать или принимать это за отказ?

Ни претензий, ни злости. Просто вопрос, произнесенный с интонацией «Как пройти в библиотеку».

– Я… Не жди лучше. Прости, у меня форс-мажор…

– Я видел.

Видел? То есть ты наблюдал, как Саакян тряпичной куклой вытаскивает меня на улицу и ничего не сделал?

– Тогда… созвонимся как-нибудь? – произнесла она вслух.

– А есть смысл?

– Решай сам. И прости еще раз за испорченный вечер.

Она отсоединилась. Мужчин с нее на сегодня было достаточно.

Москва гудела, шумела, сигналила. Плотной массой с трудом продвигался автомобильный поток. Даже здесь Кира ничего не могла контролировать. Она давным-давно выронила вожжи собственной жизни и теперь лишь отстраненно наблюдала, куда ее несет странное хаотичное течение.

Ей было страшно как ребенку, который потерялся в огромном шумном магазине. Кругом толкались и шаркали чужие люди, все беспрерывно менялось, и не было ни малейшего шанса самой найти выход. Но она не привыкла быть ведомой. И изо всех сил старалась затолкать свои страхи поглубже и сохранить лицо. Ни перед кем и в первую очередь перед собой она не хотела дать слабину.

Подрулив к дому, Кира ринулась в квартиру, перескакивая через ступеньки. Как будто если бы она шла чуть медленнее, то растеряла бы всю решимость. Распахнула дверь, шарахнув ей о противоположную стену, и с порога крикнула:

– КАТЯ! Быстро поди сюда!

Поначалу было тихо, и Кира решила, что мелкая еще не вернулась. Но потом донесся еле различимый шорох, и поскольку Линукс не мог быть его причиной, он увлеченно вылизывал заднюю ногу на полке с шапками, Кира поняла: виновница всех ее бед дома.

– Я ведь тебя все равно найду, – Кира скинула туфли и, обнаружив на колготках вполне ожидаемую зацепку, выругалась. – Иди сюда, кому говорят!

Линукс испуганно прижал уши, шмякнулся на пол и, пробуксовав по скользкому ламинату, учесал в кухню. С тем же ужасом в глазах из-за приоткрытой двери на Киру посмотрела Катя. Видно было, что она хочет куда-то сбежать, но совесть не позволяет.

– Я ведь предупреждала, – Кира стиснула кулаки. – Я тебя предупреждала: молчи.

– Я молчала…

– Не ври!

– Да правда! После нашего разговора молчала. А вчера… – она с опаской попятилась к себе, и Кира двинулась на нее. – Ну, я случайно! Мы выпили… Я не умею пить, ясно? Я просила, чтобы тебе ни слова! Какая ему разница? Почему…