Дарья Сойфер - На грани серьёзного

Ответом ему было шипение из недр квартиры.

– Кир, может, я это? Попробую отмыть туфли? Высушу…

– А сам куда денешься в этот момент? – Она скрестила руки на груди.

– Так это… Переночую…

– Еще чего!

Кира выпроводила коллегу с подмоченными мокасинами на лестничную клетку и отправилась на кухню. Сегодня Линукс определенно заслужил любимое угощение.

Он всегда удивительным образом чувствовал, когда хозяйка открывает сгущенку. И едва Кира поставила банку на стол и в первый раз крутанула открывалкой, кот возник из ниоткуда, вскочил на табуретку и принялся завороженно наблюдать за ее действиями, как заядлый болельщик за финальной игрой Высшей лиги.

– Не зря я гребла твой лоток все эти годы! – проговорила она, наливая густую сладкую жидкость в мисочку. – Мы с тобой не пропадем, да?

Ответом ей была лишь загогулина длинного тонкого хвоста, потому что кот всем своим существом погрузился в поглощение лакомства.

Препираться с Эриком оказалось гораздо легче, чем сосредоточиться на подготовке к съемкам. Сначала Кира всю ночь ворочалась в кровати от угрызений совести по поводу Катюши. И утренняя сцена в коридоре, когда племянница с сиротским видом перетаскивала чемодан через порог входной двери, совершенно не помогла Кире восстановить душевное равновесие. Но если уж она чему и научилась в жизни, так это доводить начатое до конца. И раз сказала уходить, то пусть уходит. Хотя при свете дня на свежую голову проступок Кати уже не казался Кире таким ужасным.

Пожалуй, если бы девчонка сама пришла и хотя бы еще разок извинилась, Кира позволила бы ей остаться. Но та ушла по-английски. А уже через полчаса посыпались телефонные звонки.

Сначала звонила Оксана, мать Кати и двоюродная сестра Киры. С ругательствами, обидами и фразами вроде «так не делается». И поскольку Скворцова отказывалась объяснять причину своего решения, ее и вовсе предали семейной анафеме.

Потом звонила мама. Нора Альбертовна говорила своим фирменным голосом, расстроенным и чуть дрожащим от бессильного отчаяния. Голосом, который можно назвать «где у нас валидол и тонометр?».

Она долго распространялась про то, что мечтала вырастить дочь приличным человеком. Для которого семья – не пустой звук. А не такой эгоистичной взбалмошной теткой, которая готова выгнать на улицу агнца вроде Екатерины.

Кира держалась и с мамой. Ни про пляски Кати вокруг Эрика, ни про то, что та копалась в чужих личных вещах и сплетничала. Молча выслушала и повесила трубку.

Тетя Фая, мамина родная сестра, своими нравоучениями застала Киру уже в машине по дороге в офис. Пришлось ставить телефон на громкую связь и изредка обозначать свое присутствие междометиями вроде «угу».

Когда рабочий день стал напоминать сказку Чуковского и промежутки между тюленем и оленем значительно сократились, Кира отключила телефон, вытащила аккумулятор и для верности засунула гаджет в самый дальний угол самого нижнего ящика. Совесть, правда, все еще зудела, но хотя бы родня перестала.

Это мероприятие не спасло Киру от новой сплетни, которую принесла к обеду Липкина. Со страшно таинственным видом Ольга дождалась ухода Локоткова, подперла дверь стулом и сообщила, что руководство компании узнало про стендап.

– Кто-то видел тебя на выступлении в клубе. И они узнали, что ты будешь сниматься для телепроекта, – Ольга источала такое неконтролируемое любопытство, что ей только ведерка попкорна не хватало. – Ну, что ты с этим будешь делать?

– Понятия не имею.

– Я вот только не знаю: они тебя повысили, чтобы не дать заниматься стендапом, или надеются, что ты будешь их рекламировать?

– Они же не идиоты, – не очень уверенно протянула Кира, покосившись на дверь Локоткова.

Опасения неприятным холодком лезли под кожу. Шеф вполне мог подгадить и нарочно подсунуть ей новые обязанности, чтобы загубить карьеру комика. Такие, как он, ненавидели чужой успех. Впрочем, если бы Локотков задумал нечто подобное, вид у него был бы скорее злорадный, чем любезный. А раз уж в деле замешано высокое руководство, то вряд ли мотивы такие мелочные. Скорее наоборот, рассчитывают, что она ненароком упомянет новое кассовое ПО в эфире. Или хотя бы не станет песочить своими шутками щедрого работодателя.

И снова источники вдохновения иссякли. Стало быть, про работу – нельзя. Про семью… Если Кира будет продолжать попирать скрепы в том же духе, ей придется все же закопать сим-карту и переехать. Что ж, да здравствует феминизм.

Вернувшись домой, Кира первым делом написала Катиной подруге, чтобы уточнить: дитя не пропадет. Действительно, малую приютила однокурсница. Кира, конечно, была принципиальной, но не злой, и не позволила бы племяннице ночевать на вокзале.

Успокоив совесть, Кира взялась за монолог для телепроекта. Спасибо Эрику, после общения с ним колких и язвительных наблюдений было в избытке. Давно шутки не давались ей так легко, пару раз она даже сама смеялась над собственной писаниной.

И пусть до первого отбора оставалось еще несколько дней, на съемках интервью Кира уже чувствовала себя спокойнее.

Небольшое помещение, где снимали персональный ролик про каждого участника, делилось на две зоны невидимой стеной. С одной стороны – стилизованный под кирпич фон, уютное черное кресло и пустота. Напротив – нагромождение техники и людей. Провода, яркий свет, команды, гримеры. Нервозность стендаперов и конвейерное безразличие съемочной группы.

Девушка с широкой кистью и наушниками безразлично обмахивала пудрой лицо всем, кто попадался ей под руку. Наверное, в советские годы она бы нашла себя за фрезерным станком.

Кира смотрела, как рассказывают о себе другие, и с ужасом понимала, что ей нечего предложить публике. Запоминала ключевые вещи: «иду, чтобы получить опыт», «хочу показать свое видение мира» и прочие банальности. И уже думала, что как-нибудь прорвется. Уж не оригинальностью, так хотя бы поставленной речью.

Однако когда ее саму усадили в кресло, ей стало страшнее, чем в первый раз на приеме у Тагировны. И пусть здесь подпорок для ног и унизительного судна не было, скептический взгляд оператора пугал похлеще железного расширителя.

– Расслабьтесь, девушка, – холодно произнес парень с выбритыми висками.

Да-да, что-то в этом духе и говорят гинекологи.

– Меня зовут Кира Скворцова, мне тридцать два года, и я – программист.

– Зачем вы пришли на проект?

Она взглянула на его раздраженно-снисходительное выражение лица, и в памяти всплыл Эрик. С его вечной наглостью, зазнайством и гадкой самоуверенностью. И ответ появился сам собой.

– Я занимаюсь комедией достаточно давно. КВН, потом стендап… И я не понимаю, почему в этом жанре так мало женщин. Возможно, у мужчин просто больше свободного времени… Но серьезно, мужские впечатления от жизни сводятся к политике, футболу и сексу. И если последнего мало, то все шутки – ниже пояса. Если много – то про женскую глупость. А мы тоже знаем, что такое ирония. Я не феминистка, я просто хочу, чтобы нас услышали.