Дарья Сойфер - На грани серьёзного

– Маришечка, я тебя не так воспитывала, – тут же материализовалась из коридора Элинар. – И просила сто раз, у меня новый ковер. Сними, ради бога эти кроссовки.

– Что у нас тут?! – выглянула из-за матери еще одна сестра Эрика.

Точно, двойняшки. И не только по генам, но и по одежде.

– О, привет! – весело улыбнулась вторая. – А ты и есть та самая невеста Эрика? Я – Наринэ!

– А я – Маринэ, – первая протянула руку. – Только не перепутай.

– Кира, – нерешительно вставила Скворцова.

Стянув кеды и аккуратным движением затолкав их под диван, Маринэ уселась рядом с братом, а Наринэ – на стул напротив. Какое-то время они пристально изучали гостью, и когда неловкая пауза начала Киру основательно напрягать, Маринэ заговорила снова. И Кира с какой-то ностальгией вспомнила ту самую неловкую паузу.

– Ты – классная, – вынесла вердикт Маринэ. – Скажи, Нар?

– Ага. Я боялась, он приведет какую-нибудь… – Наринэ вытянула губы уточкой.

– Точно! – поддержала ее сестра. – А ты вроде нормальная.

– Спа… спасибо, – настороженно ответила Кира.

– Так что? Со свадьбой уже решили? – Наринэ скрестила руки на груди.

– Нам, в принципе, все равно, главное – не во время сессии, – пояснила Маринэ, и обе энергично закивали.

Эрик ощутимо напрягся и помрачнел.

– Так, исчезните обе! – рявкнул он. – Марш в комнату!

Кира насторожилась: вот оно. Сейчас она увидит, как в Армении обращаются с женщинами. Даже ее собственный брат не повышал на нее голос. Тумаков отвесить в детстве мог, но за дело. А вот так, чтобы раз – и в комнату…

Но пугалка Эрика на девчонок не произвела никакого впечатления. Наринэ расхохоталась, а Маринэ ласково потрепала брата по щеке.

– Сто лет не видела тебя без бороды, – сказала она, проигнорировав выпад брата, и тут же с горящими глазами уставилась на сестру: – Слушай! А на что спорим, это Кира заставила его побриться?

– Точно! – Наринэ закусила губу. – Признавайся, Эрик, кто тебя побрил?

– Как тебе это удалось?

– Когда он спал?

– Нет, мы же пробовали. Он проснулся. Может, на спор? Я так и знала! – Маринэ просканировала недовольную физиономию Эрика и пришла к верному выводу: – Он проспорил! Надо было цеплять его…

– А ну цыц! – Эрик угрожающе наклонился. – Еще слово, и папа узнает, что царапину на его машине оставил не сосед.

Девочки разом замолчали, а Эрик довольно ухмыльнулся. Однако шантаж спас его ненадолго.

– Так что со свадьбой? – Маринэ, видимо, физически была неспособна долго молчать. – Если в июне сессия, то, значит, в июле?

– С ума сошла?! – перебила ее сестра, прежде чем Кира или Эрик успели открыть рот. – В июле жарко!

– Зато можно на открытом воздухе, – возразила Маринэ.

– Ну и фу, – Наринэ отмахнулась. – Будут торт, цветы, сама посуди. Куча ос! Тем более бабушка Сатеник опять скажет в Ереване. Значит, придется в доме дяди Гарика. Чтобы все гости поместились.

Девушки тарахтели так быстро, что ни Кира, ни Эрик не успевали и слова вставить.

– Не смеши! Проще бабушку сюда привезти!

– А она поедет? Или обидится смертельно. Нет, в Армении лучше в августе. В конце. Инжиры будут, орехи свежие. Тетя Шушаника напечет свои фирменные…

– А тебе бы только поесть! – надулась Маринэ. – Я хочу на открытом воздухе. Чтобы белая арка, цветы… Как в кино… К Кеосаянам даже работница ЗАГСа приезжала. Они все стояли… Слушай, Кира! А можно мы будем подружками невесты?

– Только чур платья не лиловые! А зеленые можно? Нам идет зеленый!

– Нет, ты чокнутая! – Маринэ закинула ногу на ногу. – Какой зеленый? Хочу синий. Или золотой на крайний случай.

– Нет, цвет травы.

– Золотой!

– Кир, так какой лучше?

Кира застыла с полуоткрытым ртом, как выпотрошенная скумбрия. К счастью, от необходимости отвечать ее избавило появление главы семейства. Геворг Саакян являл собой солидность. Так, как ее описывали словари еще с Викторианской эпохи.

Густая шевелюра, брюшко ровно такого размера, чтобы показать, что человек живет сыто, но не плюнул на себя окончательно. Изморозь седины на бачках и щетине, полосатая рубашка, чуть отливающая шелком на отсвет, и шикарные подтяжки. Наверное, итальянские. Сколько Кира ни встречала армян в своей жизни, они все до чертиков обожали все итальянское. Что-то необъяснимо прочное было в союзе этих солнечных народов.

Геворг уселся во главе стола, и Кире почудилось, что вот-вот откуда-нибудь выскочит мальчик-лакей. Барскую картину портило лишь одно: всем своим видом хозяин дома демонстрировал конфликт с рубашкой. Вероятно, маленькая Элинар умудрилась настоять на своем выборе, но теперь ее супруг то и дело неприязненно поводил плечами и одергивал рукава.

– Геворгик, ну что ты вредничаешь, – жена ласково расправила ему воротник. – Ну, посмотри, как тебе хорошо. Девочки, скажите ведь?

Такого разнообразия уменьшительных форм от слова «папа» Кира не слышала никогда. Папочка, папусик, папончик, папулик-джан… Воистину, в словотворчестве двойняшкам Саакян не было равных. Но их старания не пропали даром. Папа Геворг оттаял и раскис, как мацун.

Вот и все? Вот он, идеальный алгоритм общения с армянами? Погладила, похвалила, посюсюкала, разве что за ушком не почесала – и он готов? А с виду такой властный…

– И так всегда, – недовольно шепнул Кире Эрик.

С ним, видимо, вышло как в той басне про осла и болонку. Когда хозяин приласкал комнатную собачку, и следом осел попытался взгромоздиться на колени. Сестрам за ласку все сходило с рук, а Эрику доставалось по-мужски. И теперь, с той самой минуты, как в комнату вихрем ворвались обаятельные близнецы, старший брат прямо-таки источал раздражение.

Едва позволив отцу познакомиться с Кирой, девочки наперебой принялись рассказывать ему про свои университетские дела и клянчить деньги и позволение на какой-то модный концерт. И Кира, которая от дискуссии держалась в стороне, наблюдала, что как только Геворг возмущенно раскрывал рот, чтобы выразить свое несогласие, ему в тарелку падала очередная добавка, а изящная ручка Элинар нежно гладила его запястье. И сразу морщины разглаживались, взгляд теплел, и Саакян-старший, будто нехотя, с ворчанием, все же утвердительно кивал.

Кира попробовала себе представить эту ситуацию в собственной семье. И ничего не вышло. Да, мама прыгала перед отцом на цыпочках, но он только говорил «Молчи, женщина» и делал по-своему. А уж сама Кира никогда бы не стала унижаться до каких-то просьб. Брала – и поступала как хотела. А потом, задрав подбородок, получала свою порцию наказания. У них, скорее, Олегу все позволялось. Как же! Мужик растет! Ну, подумаешь, курил за школой. Делов-то! Папа и сам сызмальства таскал у деда махорку. Так, леща в качестве назидания отвесит, и на том ладно. Киру же тащили через весь двор за ухо, позорили перед родней и вдобавок дали две недели домашнего ареста. Конечно, потом, едва отбыв срок, она направилась прямиком в табачный киоск, на сбережения купила пачку «Тройки» и выкурила всю разом. Потом ее рвало всю ночь, и мама не рискнула сообщить отцу о причине. С тех пор Кира на дух не переносила сигареты, но во всем остальном продолжала поступать назло. Да она бы никогда, ни одному мужчине не позволила с собой поступать так, как поступал ее отец с ней или с мамой.