Дарья Сойфер - На грани серьёзного

– Но почему тогда…

Его ответ прервал телефонный звонок.

– Подожди, – она увидела на экране номер секретарши. – Слушаю.

– Сан Сергеич у себя, – чопорно отозвалась Леночка. – Но он зашел на минутку. Если он вам нужен, зайдите сейчас.

– Извини, Эрик, – Кира отложила телефон. – Ты посиди тут. И цветы возьми. Я весь день собиралась с духом, чтобы отказаться от рекламы. Если сегодня не сделаю, то опять передумаю.

– Иди, – спокойно кивнул он. – Потом поговорим. И не сдавайся, слышишь?

Кира взглянула в его черные, как будто вовсе без радужки, глаза. Только сейчас почему-то заметила, что у него чересчур пушистые для мужчины ресницы. Их стоило вставлять в фоторедакторе на рекламу французской туши. Как он умудряется быть таким разным? Как заставляет ее испытывать целую палитру эмоций за жалкие несколько минут? То поддевает, то вызывает непереносимое желание пристукнуть на месте, то вдруг смотрит вот так, тепло и понимающе, и она чувствует, что у нее есть тыл? Господи, как же это приятно, когда кто-то готов поймать тебя сзади, если ты вдруг опрокинешься навзничь! Как хорошо, когда кто-то может сказать тебе: «Давай! Вперед! У тебя получится!» Как ей этого не хватало… И как страшно к этому привыкнуть и потом вновь остаться в одиночестве.

Она втянула воздух, потому что вдруг стало слишком тесно дышать. Кивнула. И, подняв подбородок, направилась в кабинет шефа.

Она не стучала, не заглядывала, чуть пригнувшись, как делала это всегда. Просто распахнула дверь и дождалась, пока Локотков повернется к ней лицом.

– Александр Сергеевич, – четко произнесла она, как та женщина-генеральша. – Я не буду рекламировать «Айтиком» в своих монологах.

Локотков даже не стал изображать удивление. Просто указал взглядом на дверь.

– Прикройте, пожалуйста. И сядьте.

– Я не изменю своего решения, – твердо сказала Кира больше себе, чем ему, но все же просьбу выполнила.

– Садитесь, садитесь. Может, коньячку?

– Послушайте, я не люблю эти реверансы. Давайте прямо. Мое повышение отменят?

– Ну что же вы так плохо о нас думаете? – Локотков опустился в кресло, заставив мебель жалобно скрипнуть, поерзал и сложил руки на животе. – Это же был не шантаж. Просьба. Так устроен мир: люди могут дать друг другу какую-то выгоду.

– Я шла на проект не за выгодой, – Кира упорно боролась с неприязнью.

– Ну, конечно. За идею, – нехорошо усмехнулся Локотков. – Я же не первый день живу. За идею вон в электричках можно с протянутой кепкой ходить. А это шоу-бизнес.

– Это хороший профессиональный уровень. И больше ничего.

– Ну-ну. Я ожидал чего-то подобного. От вас, правда, чуть позже. Мне вы казались чуть более стойкой.

– Вы о чем? – Кира напряглась, мысленно возводя в квадрат триста двадцать восемь, чтобы выглядеть вежливой.

– Популярность, статус… Набиваете себе цену, Скворцова? Нет-нет, не отрицайте, – он махнул пухлой ручкой. – Все мы люди. Здесь никто не станет вас осуждать. Чего вы хотите? Прибавки? Премии? Новой должности? Может, дополнительной недели отпуска? Проявите сговорчивость, и я смогу пошуршать насчет путевки за счет компании. В качестве поощрения работнику месяца. Что скажете?

Кира стиснула зубы. С ней торговались. С ней торговались, как с самой настоящей проституткой. Мол, на что вы способны, милочка, за тысячу сверху?

– Я. Не буду. Рекламировать. «Айтиком».

Локотков изменился в лице, рот стал маленьким, даже большая нижняя губа как будто сдулась.

– Вы что… Серьезно?

– Именно так.

– Вы же понимаете, что это испортит ваши отношения с руководством?

– Я за этим и пришла. Выяснить, здесь мои профессиональные навыки что-то значат? Или важна только преданность начальству?

– Идите к себе, Скворцова. Я завтра все скажу.

– Но…

– У вас есть время до вечера. Успеете передумать – сообщите мне лично. Нет – завтра я сообщу наше решение.

– Наше – это?…

– Руководства компании. Мне очень жаль, Кира, что вы не понимаете таких простых вещей. И еще. Надеюсь, вы слышали о неразглашении коммерческой тайны?

Она кивнула.

– Так вот, если вам придет в голову выставить на всеобщее обозрение то, что вам было предложено… Ну, это будет иметь самые негативные последствия.

– Вы что, угрожаете мне? – Кира встала.

– Ни в коем разе. Просто объясняю очевидные вещи.

– Я не сплетница, – она выскочила из кабинета, не удержавшись от искушения хлопнуть дверью.

Леночка замерла в ужасе с пилочкой для ногтей, остальные сотрудники обернулись на шум с любопытством. И только в глазах Романа, которого Кира не так давно отправила на линию техподдержки, читалось гадливое удовлетворение.

– Ну что? – Эрик, едва завидев Киру, поднялся. – Все плохо?

– Так себе. Пошли выпьем.

Она все сделала правильно. В этом ее убеждал и Саакян по дороге, и собственный внутренний голос. Она должна была отказаться. Но шок не хотел отпускать, нервно дрожали руки, хотелось либо бить посуду, либо плакать в подушку.

Эрик повез ее домой. Не разрешил ей сесть за руль, и Кира не стала с ним спорить. Иначе все закончилось бы дорожно-транспортным, а потом, возможно, потасовкой. Недаром в багажнике со дня покупки машины Кира возила старую хоккейную клюшку. Логичнее была бы, возможно, бейсбольная бита, но так уж вышло, что Геннадий Скворцов своих детей таскал на каток. И пусть бита тяжелее, клюшкой Кира умела драться более продуктивно.

В «Мазде» Эрика самой опасной вещью был прикуриватель, и то, если сунуть в него палец. Свою японочку он нежил, баловал и, глядя, как он аккуратно отряхивает спинку сиденья, Кира невольно позавидовала бездушной машине.

– Они тебя не стоят, – утешал ее Саакян. – Не бери в голову.

– Столько лет… Глупо, наверное, но я привыкла там ко всему. К людям. К Ольге. Даже к Локоткову. А если уволят, Эрик? Что тогда?

– Тогда приходи ко мне программировать белорусские банкоматы.

– Я обожаю твое чувство юмора, серьезно, – она отвернулась к окну. – Но не сейчас.

– А сейчас ты поедешь домой, мы закажем чего-нибудь вкусненького. И все придумаем. Найдем новую работу, если надо, – он притормозил на светофоре и хлопнул ее по коленке. – Вот увидишь. Тебя с руками оторвут. Потому что ты самый офигенный программист из всех, кого я знаю.

– Я просто переустановила тебе операционку. Для этого даже не надо быть программистом.

– Но как, как ты это сделала! – Эрик игриво улыбнулся. – Элегантно и с шиком.

– Попридержи комплименты, овуляция только через неделю.

Он расхохотался.

– Слушай, Саакян, – протянула Кира. – Ты вообще думал, как все это будет?

– Ты о чем?

– Ты, я. Совокупление.

– Боже милостивый, только ты могла подобрать такое слово! – Он мотнул головой. – Сразу бы сказала «прелюбодеяние», чтобы я точно не смог.