Екатерина Вильмонт - Мужлан и флейтистка

– «Как жену чужую обнимал березку…» – допел Илья, и вдруг заплакал.

– Илюха, ты чего? – перепугался Федор Федорович, а Апельсиныч подбежал к гостю и стал лизать его в лицо, тихонько подвывая. Сцена была душераздирающая.

– Илюх, что стряслось? Ты что, пьяный!

– Ох, прости, Федя, чего-то пробрало меня… А ты хорошо играешь… Не знал.

– А ты просто здорово поешь, я тоже не подозревал даже. Только я не поверю, друг, что ты так расчувствовался от моей игры. Колись, в чем дело? Баба какая-то?

– Баба, точно, – с трудом успокоившись, проговорил донельзя смущенный Илья. – Тут все вместе сошлось…

– Давай, рассказывай, легче будет…

– Да банально все до жути, оттого и обидно… Втюрился как идиот в одну клиентку. Пока вел дело, даже не намекнул, этика, то, се, а она, видно, уловила что-то, давила на жалость, и такая вся красивая, наивная… Ну, я дело выиграл, а расплачиваться со мной пришел ее мужик, богатенький буратинка, женатый не на ней. Короче, она была у него содержанкой, но он сумел полностью остаться в тени, пока шел процесс, а она все говорила, какая она несчастная, одинокая… А он щедро со мной расплатился и увез ее в Майами, где купил ей квартиру. Вот такие пироги. А ты как заиграл, да еще и Есенин, которого люблю ужасно…

– А знаешь, я был тут в Питере, проходил мимо «Англетера», там доска висит мемориальная, а рядом, буквально в полуметре от этой доски, вывеска ресторана «Счастье». Можешь себе представить?

– Да ты что? Не было там такого ресторана раньше!

– А теперь есть! Это ж такая бестактность, уму непостижимо!

– Интересно, а куда смотрели городские власти? Черт знает что!

Федор Федорович был рад, что ему удалось переключить друга на другую тему.

– Да там, скорее всего, уже никто не знает, что случилось с Есениным! Как Маяковский писал: «У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга-подмастерье…»

– Знаю эти стихи: «Может, окажись чернила в «Англетере», резать вены не было б причины…»

– Вот сейчас твоя потенциальная теща тебя бы оценила, а то «Не звезданитесь!» Надо же. Федь, ты прости меня за эти пьяные слезы, совсем не мой стиль… Но почему-то перед тобой не очень и стыдно… Да, а почему Апельсиныч не подпевал?

– Ты запел, а он у меня деликатный… – улыбнулся Федор Федорович.

– Да он у тебя вообще чудо… Слезы у меня слизывал!

– Он тебя любит, а вот Ирку мою как-то не очень. Ревность, ничего не попишешь…

– Знаешь, Федька, золотой ты мужик…

– Да ладно… Очень многие с тобой не согласились бы. Очень-очень многие!

– Но я так скажу напоследок, и хватит потом сантиментов: я рад, что у меня есть такой друг! Дай пожму твою медвежью лапу, и я поеду!

– Куда в такой час?

– Домой! Такси сейчас вызову и поеду. Как говорил один знакомый, «бабаськи». Словечко вполне достойное твоей бывшей тещи, согласись.

И оба рассмеялись.

Ира вдруг стала замечать, что Сашка какой-то грустный.

– Сашок, в чем дело? Что-то в школе?

– Мам, не бери в голову, ерунда. Скажи, а мы в Москву поедем?

– Конечно! Скоро каникулы!

– А мы к нему переедем, да?

– А ты что, не хочешь?

– Хочу, мамочка, очень хочу! А ты когда билеты возьмешь?

– Какие билеты, Сашок?

– Ну на поезд?

– А я уже взяла. На субботу рано утром.

– А мы надолго?

– На три дня. Я в театре договорилась. Суббота, воскресенье и понедельник.

– И остановимся у Феди?

– Конечно.

– Хорошо, я потерплю, – едва слышно проговорил Сашка.

Но сколько она не допытывалась, так он ничего ей не сказал.

– Мама, ты не заметила, что с Сашкой что-то творится? – обратилась Ира к Августе Филипповне.

– Да, он какой-то потерянный, но я отлично понимаю, в чем дело.

– И в чем же?

– Он боится!

– Господи, чего он боится?

– Новой жизни с этим мужланом, сама что ли не понимаешь?

– Что за чепуха! Да он буквально бредит Федей!

– Это он тебя не хочет расстраивать. Ну что за жизнь у него там может быть? Ты вся растворишься в этом мужике… Это надо же, чтобы такая утонченная женщина влюбилась, как помоечная кошка, в этого амбала, да еще и старого…

– Мама, как ты можешь!

– Могу, могу! И вот что я тебе скажу: Сашка никуда переезжать не будет, останется со мной, а ты можешь все бросить, театр, музыку и нежиться в постели с этим амбалом. Это же додуматься надо: раньше ты мечтала сыграть концерт Вивальди до минор для флейты с оркестром, а теперь… И не говори, что ты его любишь! Ты любишь только одну часть его тела…

– Мама, не смей так говорить! Как тебе не стыдно!

– А мне-то чего стыдиться? Это не у меня бешенство матки!

– Все, мама! Я не позволю тебе вообще упоминать о Феде! И Сашка с тобой не останется, не надейся!

И Ираида выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.

В доме теперь была невыносимая обстановка, и Ира уже считала дни до отъезда в Москву.

Накануне отъезда Августа Филипповна спросила у внука:

– Скажи, Саша, ты действительно хочешь ехать в Москву?

– Конечно, очень хочу!

– А может, не поедешь?

– Почему это?

– Кто знает, что там, в доме у этого типа?

– Это Федя тип? Никакой он не тип! Это тот, из Испании, тип, а Федя настоящий мужик, и я знаю, он… он мне поможет!

– И в чем это он должен тебе помочь?

– Есть один вопрос…

– Какой вопрос? Может, мы и без Феди обойдемся в решении этого вопроса?

– Бабушка, тебе самой-то не смешно? – бросил Сашка и выбежал из комнаты.

И вот, наконец, они с мамой сели в поезд. Сашка все время смотрел в окно. И был по-прежнему грустный. Скорее всего, он влюбился в какую-то девочку, а та не обращает на него внимания, подумала Ираида. Ну, это небольшая беда. Пусть.

– Сашок, а ты что это в смартфон не пялишься?

– А я его дома оставил.

– Забыл?

– Ага. Забыл.

Это показалось Ираиде странным, но мало ли что бывает с влюбленными мальчишками. Она здорово волновалась перед встречей с любимым мужчиной в этой новой ситуации. Как он поведет себя?

– Мама! Смотри, Федя! – просиял Сашка, указывая в окно. И в самом деле, Федор Федорович стоял на перроне с букетом в руках. Сердце у Иры зашлось от радости.

– Федя! – Сашка первым выскочил из вагона. – Привет!

– Привет, Санек! Погоди, надо еще маму подхватить!

Он протянул к ней руки.

– Ну здравствуйте, мои хорошие! Я страшно рад!

Он поцеловал Иру в щечку, пожал руку Сашке, взял чемодан, и они пошли к выходу.

– Вы пока постойте тут, а я подгоню машину.

– Мам, а какая у него машина?

– «Вольво», кажется.

– Круто!

Сашка сиял! От грусти последнего времени кажется, и следа не осталось. Неужто он скучал по Феде, которого видел всего ничего? Удивительно!

– Мам, вот она! – воскликнул Сашка и бросился к машине.

Федор Федорович вышел, положил чемодан в багажник.

– Простите, дорогие, сядьте оба сзади, у меня переднее сиденье не в порядке…