Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Зрелище было, несомненно, страшным, но ненамного страшнее, чем то, которое наблюдал в данный момент Майлз. Клыки Тимми не были перепачканы кровью, накануне она ничего твердого не грызла, но, растянув пасть, она наглядно продемонстрировала Майлзу острые, как лезвия, зубы. Шерсть у нее стояла дыбом, спина выгнулась, она походила на кошек из фильмов категории «Б», когда явившийся в дом призрак виден только домашним питомцам, но не людям. Майлз, не веривший в призраков, инстинктивно попятился.

— О, Тимми. — Рискуя потерять и без того хрупкое равновесие, Синди Уайтинг нагнулась и погладила зверюгу. — Перестань. Разве ты не видишь? Это Майлз.

В ответ Тимми зашипела и оскалилась еще красноречивее. Зная по опыту, что владельцы диких животных слабо разбираются в мерах защиты от своих питомцев, Майлз оглядывался в поисках подходящего оружия, когда откуда-то из глубины дома послышался звон колокольчика. Майлз обернулся на Тимми — кошка исчезла.

— Это мама, — сказала Синди, кивнув в сторону звона. — Наверное, она услышала, как ты подъехал, и теперь сгорает от нетерпения.

Майлз по-прежнему рыскал глазами в поисках проклятой кошки.

— Она ждет тебя в беседке, — продолжила Синди. — Я обещала привести тебя сразу же , так что пойдем. — Она начала медленно, неуклюже разворачиваться на ходунках: — У меня медленно получается.

— Все хорошо.

Майлз взял ее за локоть, он был все еще под впечатлением от враждебности кошки и своего постыдного страха перед ней. Колокольчик звонил не переставая, пока они медленно продвигались вперед, а у входа в патио он увидел Тимми, распластавшуюся на внутренней стороне раздвижной сетчатой двери — точно посередке; вонзив когти в сетку, кошка громко урчала. Кое-где сетка была порвана, а значит, Тимми не впервые исполняла этот акробатический номер.

— Она обожает звон маминого колокольчика, — с нежностью произнесла Синди.

Снаружи в беседке сидела старуха лицом к реке, спиной к ним и непрерывно звонила в колокольчик, будто ожидая, что рыба выскочит из воды по ее команде. Все прочие же прискакивали. Почему бы и рыбе не последовать их примеру? Грейс Роби говорила, что слышит колокольчик работодательницы даже во сне. Майлз опять растрогался: выбор у Синди был невелик — либо жить дома и подчиняться колокольчику, либо оставаться в больнице Огасты; печальнее участи не придумаешь.

Прежде чем выйти наружу, Майлз глубоко вдохнул и взглянул на нее.

— Синди, — ласково сказал он.

Это было ошибкой. Удерживая ходунки левой рукой, правой она ухватилась за рукав Майлза, обнаружив недюжинную силу:

— Я слышала о тебе и Жанин. О вашем разводе. Мне так жаль, Майлз.

Он прибег к чистой правде, полагая, что от этого будет больше толку:

— Мне тоже.

Но его интонацию Синди явно пропустила мимо ушей.

— Ты никогда не любил ее, Майлз, — заявила она. — Мне ли не знать.

— Она тоже так говорит, — признался Майлз, взгрустнув от того, что две столь разные женщины пришли к одинаковому печальному выводу.

Отпустив его рукав, Синди вцепилась в его пальцы, зажав их почти как в тиски.

— Я солгала, Майлз, — из ее глаз опять покатились слезы, — я не сожалею о вашем разводе. Это дает мне тоненькую ниточку надежды…

— Синди… — Он попытался вырваться, но так, чтобы не уронить ее. Колокольчик в патио звенел все громче.

— Я все еще люблю тебя, Майлз. Ты это понимаешь, да? Это единственное, чего литию у меня никогда не отнять. Ты ведь в курсе? Лекарства промывают наш мозг, и со многим становится легче мириться, но они не могут затронуть твое сердце! Не могут изменить то, что в нем уже есть, Майлз.

Она прижала его руку к своей груди, чтобы он почувствовал: она говорит правду. Теперь уже Майлзу казалось, что колокольчик в руках миссис Уайтинг звучит как пожарная сирена. Он попытался высвободить руку, но не смог из боязни опрокинуть Синди.

— Я должен идти…

— Нет, Майлз.

— Синди, — сказал он резче, чем намеревался, и наконец вырвался, и она опять сомкнула ладони на ходунках. — Синди, пожалуйста.

Ходунки пошатнулись, и он схватил Синди за запястье, то самое, которое она порезала двадцать лет назад.

— Все нормально, — сказала она, с видимым усилием подавляя эмоции. — Иди.

Вряд ли Бог есть, подумал Майлз. Его просто быть не может.

— Синди, — повторил он.

— Нет, иди. — Она отступала назад, волоча за собой ходунки. — Я в порядке.

Майлз тяжело вздохнул, а потом услышал свой голос:

— Ты не против, если я позвоню тебе на неделе?

Лицо Синди мгновенно прояснилось, и Майлз заподозрил на секунду, что до сих пор она ловко притворялась, заманивая его в ловушку.

— Правда, Майлз? Ты мне позвонишь?

Теперь главное не выдать своего раздражения.

— Почему нет? — спросил Майлз, у которого причин не звонить было больше, чем он мог сосчитать.

— О, Майлз, — она снова прикрыла ладонью рот, — милый, милый Майлз.

Милый, милый Бог.

Он едва успел добраться до раздвижной двери в патио, как она окликнула его. Ее лицо потемнело, это выражение Майлз помнил еще с тех пор, когда они были детьми, и означало оно некую страшную догадку.

— Майлз?

— Да, Синди?

— Там, во дворе? Когда ты вышел из машины? Ты остановился и с минуту стоял неподвижно. Будто… тебе хотелось убежать.

На сей раз Майлз прибег ко лжи, причем наиболее правдоподобной:

— Я вспомнил, что забыл кое-что, предназначавшееся для твоей мамы. Ты же знаешь ее — квитанции на все расходы.

Синди не спускала с него глаз.

— У меня возникла ужасная мысль, — медленно произнесла она. — Ты, заметив мою машину, понял, что я дома.

— Синди… — начал Майлз.

— Я могу смириться с тем, что ты меня не любишь, — оборвала его Синди. — Я мирюсь с этим всю мою жизнь. Но если я пойму, что ты не хочешь меня видеть…

— Мы старые друзья, — заверил Майлз. — Никуда я от тебя не убегу.

Она улыбнулась, и видно было, как борются в ней надежда и опыт, бьются на кулаках, и им вовек не одолеть друг друга. Нет, все-таки Бог есть , подумал Майлз, прощаясь. Кто бы еще сумел наслать на нас такую беду.

Вместо того чтобы размышлять о Боге, Майлзу следовало бы сосредоточиться на кошатине Тимми. Когда он приблизился к раздвижной двери, колокольчик миссис Уайтинг прекратил звонить. Это вывело Тимми из транса, ее раскатистое урчание смолкло, и в тот же миг она вытянула лапу и цапнула Майлза за тыльную сторону ладони.

— Ох, Тимми, — воскликнула Синди Уайтинг, увидев, что сделала кошка, — какая же ты таблеточка!

— Вам когда-нибудь приходило в голову, дорогой мой, что жизнь — это река? — спросила миссис Уайтинг, когда Майлз сел напротив нее в беседке.

Как обычно, задаваясь отвлеченными вопросами, старуха брала тон, предполагавший, что из ответа Майлза она не узнает ничего нового. Случается, люди думают, что им известно нечто, неведомое тебе; миссис Уайтинг же давала понять: она знает всё , чего не знаешь ты. Лишь она одна улавливала смыслы и нюансы бытия и поэтому считала своим долгом хотя бы чуть-чуть подтянуть собеседника до своего уровня.