Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Но конечно, обстоятельства ополчились против нее, доказав в очередной раз то, что Жанин и так знала: как ни планируй, Господь скорректирует твой план. Если он в особенный для тебя день предпочтет щедрости прижимистость и не захочет одарить тебя маленькой радостью, о которой ты мечтаешь всем сердцем, значит, ты ничего и не получишь, как ни крути и ни бейся. И сегодня, по невыясненным причинам, Господь не захотел подарить Жанин Роби — в скором времени Комо — захватывающее дух дефиле, хотя они оба знали, что она этого заслуживает. Беа пришла на стадион рано, но заняла места, накрыв их подушками, только в третьем ряду снизу, поскольку у нее болят ступни, ведь она целый день на ногах, и ломит крестец из-за неподъемных кег, и она в принципе не понимает, зачем забираться наверх, туда, где кучкуются любители помахать кулаками. Задумайся Жанин обо всем этом, она сумела бы предвидеть последствия, но Жанин сосредоточилась только на впечатлении, которое произведут ее наряд и она сама.

И все же главным образом не мать, отказавшаяся следовать простейшим инструкциям, загубила ее план. На самом деле Жанин до сих пор не опомнилась от потрясения, случившегося с ней утром. Шестьдесят! В городской управе Уолт предъявил свое помятое свидетельство о рождении, которое он пытался разгладить ладонью, и когда женщина в окошке попросила его прочесть вслух дату рождения, он молча сунул ей документ. Уже в тот момент Жанин могла бы догадаться: что-то тут не так. Впрочем, подозрения у нее возникали и раньше, слишком долго она уговаривала Уолта подать документы на вступление в брак, чтобы, когда Жанин получит развод, им не пришлось тратить время на бумажную волокиту. Сперва он говорил, что не может найти чертово свидетельство, а затем, на прошлой неделе, умудрился дважды проторчать в клубе допоздна и в управу они не успели. И лишь сегодня она поняла, почему он оттягивал визит в городскую администрацию. И ведь это едва не сошло ему с рук. Служащая так же молча отпечатала дату рождения Уолта на заявлении и просунула свидетельство обратно в окошко. Сверни она документ, Жанин никогда бы не попалась на глаза поблекшая дата: 10 апреля 1940 г.

1940?!

— Что за хрень? — спросила она, прижимая свидетельство к стойке кончиком указательного пальца и мешая Матёрому Лису спрятать его в карман, что он и норовил сделать. Когда их глаза встретились, на лице его было такое же выражение, с каким он поглядывал на Хораса, играя с ним в джин и воображая, будто обвел противника вокруг пальца. — Это опечатка? — не унималась Жанин. Самое смешное, скажи он ей, что да , опечатка, она бы, скорее всего, поверила, потому что Уолт Комо никоим образом не выглядел на шестьдесят.

Жанин высмотрела его внизу, на боковой линии. Дело шло к концу первого тайма, и Уолт разговаривал с Хорасом, перемещавшим по полю длинный металлический шест с цепями. Выйти на поле — в этом был весь Уолт. Ищите его там, где его не должно быть, и обязательно найдете. В «Имперский гриль» он приходил всегда перед самым закрытием. Почему-то ему нравилось щелканье замка в двери и мысль о том, что другие люди захотят войти, да не смогут. Он крутился на табурете, поглядывая, кто там снаружи дергает за дверную ручку и, к своему огорчению, натыкается на табличку «Закрыто». Ему в принципе чертовски нравилось понятие «инсайдер», не в смысле «свой человек», но «обладатель конфиденциальной информации», и Уолт уверял, что только такими сведениями и стоит обзаводиться и что у него их столько — тонны! — сколько ни у кого нет. Наверное, поэтому, подумала Жанин, глядя на него с трибуны, он никогда этими сведениями не делится. Снабди кого-либо хотя бы самой немудреной информацией — и ты уже как бы аутсайдер.

Хорошо хоть то, что Уолт не выглядит даже на пятьдесят — возраст, который он определил для себя сегодня утром. Выглядел он лет на сорок пять максимум, немногим старше, чем Майлз и Жанин, и, полагала она, таким полтинником нельзя не гордиться. По крайней мере, сама Жанин сочла это обстоятельство воодушевляющим. Если ее будущий муж столь хорошо выглядит в пятьдесят, значит, у нее впереди железно лет десять жизни в обтягивающих джинсах и невесомых топах, и при этом никто не будет хихикать. Но шестьдесят! Шестьдесят не воодушевляли. Они источали обман, и когда она прижимала пальцем к офисной стойке свидетельство о рождении Уолта, ей пришло в голову, что ее новый брак сводится к тому, что она меняет мужчину, не способного ничего утаить, на того, кто ловко утаивает все и всегда. И Уолт не посвящает в свои секреты не только других людей, но и ее тоже.

Что он, естественно, отрицал: якобы он думал, она давно в курсе насчет его возраста. И в подкрепление своих доводов показал ей свое водительское удостоверение с той же чертовой датой.

— Разве я говорил тебе когда-нибудь, что мне пятьдесят? — вопросил он на крыльце здания суда.

В точности она не могла припомнить, когда он ей это сказал, и тем более уличить его во лжи под присягой, но Жанин и не выдумала эту хрень. Сколько раз за последний год они подшучивали над разницей в возрасте между ними в десять лет, и он только ухмылялся — Матёрый Лис! — и ни разу не поправил ее, ни разу не сказал: «У меня для тебя новость, дорогая, мы тут говорим не о десятке лет, но о двух десятках».

— Что изменилось? — восклицал он по дороге домой, притворяясь, будто не понимает, чем она так расстроена. — Ты же знаешь, в какой я прекрасной форме. У меня тело сорокалетнего мужика. Ты сама это говорила. Так в чем проблема?

— Проблема в том, что ты солгал мне, Уолт, — ответила Жанин, сознавая, что она тоже лжет, и злясь на себя за это.

Да, она расстроилась, узнав о его вранье, но не из-за самого вранья. Расстраивалась она, потому что верила, что у нее впереди по меньшей мере лет двадцать обалденного полноценного секса и она сумеет наверстать упущенное за те двадцать лет, что была замужем за Майлзом. Но к тому времени, когда ей исполнится шестьдесят, она будет трахаться со стариком за восемьдесят либо только пытаться его раскочегарить. Вдобавок, выяснив истинный возраст Матёрого Лиса, она поняла, почему в последнее время (не постоянно, но иногда) Уолту — для коротышки хозяйство у него будь здоров, храни его Господь, — требовалась энергичная мануальная помощь, чтобы он возбудился. А что, если спустя несколько коротких лет все его шикарное добро превратится в старую рухлядь? Жанин украдкой посмотрела на мать, которой она и не заикнулась о дате рождения Уолта, представив, как заливисто расхохочется Беа. Мать была еще одним прискорбным доказательством, что Господь временами не прочь позабавиться, доводя человека до хрен знает чего.

— Если ты замерзла, почему не надеть свитер? — спросила Беа.