Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

— Ты ешь, не стесняйся, — подначил меня Сергей. — Мне эта килька в горло не лезет, сама понимаешь.

Я кивнула с набитым ртом.

— Кофе сварить? — спросил он.

Я опять кивнула. Кто бы мог представить тогда, в восьмидесятые годы прошлого века, что следователь Сергей Ветров будет выпускать кильку в томате, а я — трескать эту самую кильку за обе щеки. Бред какой-то. Перед нами стояли высокие, даже слишком высокие цели, и мне именно так и представлялось, что процесс, который называется жизнью, — это что-то большое, величественное, занятое грандиозными свершениями и т. д. И как-то в голову не приходило, что жизнь может быть направлена на простое самовоспроизводство, добычу хлеба, кильки в томате и ежевечернюю возню в постели. И что человек может быть счастлив исключительно этим. Впрочем, дело, наверное, не во мне, а в нашем государстве, которое и не заморачивалось никогда, что людям есть и во что одеваться. Его тревожили в первую очередь глобальные стройки и обороноспособность. И нас, соответственно, тоже.

Рыба, которую не надо выращивать, подчиняясь плановым показателям, и которая сама заплывала в сети, спасала народ, пробавлявшийся чем бог послал, природа сама отправляла в помощь своим заблудшим детям стада кильки — простейшей рыбешки, питающейся планктоном, который тоже не нужно выращивать. Я читала про кильку в Википедии. Килька снижает холестерин. В кильке много витаминов. Кальций и фосфор, содержащиеся в ней, полезны для костей и зубов. Калорийность кильки невысока. Однако — и это было выделено отдельно — килька в томате содержит много уксуса, консервантов и пищевых красителей. Но советские люди об этом не знали или, скорее, консерванты им были до лампочки, потому что не все ли равно, чем брюхо набить.

— А это правда, — спросила я Сергея, — что килька в томате содержит пищевые красители?

— С чего ты взяла?

— В Википедии прочитала.

— Я не ручаюсь за завод в Псковской области, но в нашей кильке красителей нет. Зачем? Томатная паста придает достаточный вкус и цвет. Так что ешь, тебе не повредит.

Я-то особо и не переживала по поводу этой кильки, — вообще вряд ли мне что уже повредит. Я успела хватануть за свой век достаточно радиации и космического холода, однако пока живу. А разговор про кильку завела специально, чтобы не сболтнуть про тот альбом в ящике письменного стола, как привет от покойной Тани. Вопрос крутился у меня на языке, но тогда я бы себя выдала с головой.

— Странное дело, у меня не осталось претензий к советской власти, — я намеренно отвлеклась. — Испарились, перетерлись…

— При чем тут советская власть?

— Да это все килька. Типичный ужин восьмидесятых — картошка и килька в томате. Вспомнилось. Дешево и сытно. Хотя у меня советская власть отобрала все, что только можно… Это я опять по поводу претензий. Не просто квартиру, а родное гнездо и родной город, причем на законных основаниях.

— В твоей ситуации никакой адвокат бы не помог. Хотя вроде бы эта история и смахивает на преступный умысел, причем продуманный до мелочей. Можно было потребовать эксгумации для выяснения точной причины смерти. Но в том-то и дело, что там все уж слишком гладко сложилось, одно к одному, без зацепок. А в случае умысла обязательно где-нибудь да прорвется, это я тебе как бывший следователь говорю.

— По-твоему, со мной поступили по справедливости?

— По закону. А по советским законам мы все были в вечном долгу перед родиной. Уже за то, что живем на свете. По крайней мере, я именно так себя и ощущал. Хорошо, батя у меня был не промах. Научил держаться на плаву. Теперь наконец можно помянуть его добрым словом.

— Что значит держаться на плаву?

— А то ты не понимаешь.

Конечно, я понимала, что такое держаться на плаву при советской власти. Это «быть хитрей» — обманывать, утаивать, недоговаривать, идти в обход, вроде моей тети Кати. Впрочем, с тех времен мало что изменилось. Хочешь преуспеть — будь хитрей. Или занимайся порно, как учила надпись над кестеньгской школой.

— Меня только вот что удивляет, — я наконец покончила с килькой и подобрала остатки на самом донце кусочком хлеба, как всегда делала мама, — люди больше не скрывают своих карьеристских планов, напротив, это даже вопрос престижа, а вот искренних чувств страшатся. Стоит попасться на любовной истории — и сразу мировой скандал, как будто это что-то противоестественное. Нет, в самом деле. Что плохого в том, что человек влюбился? По-моему, это только говорит о том, что он по-прежнему человек, а не андроид.

Сергей как будто вздрогнул, или мне померещилось.

— Мне очень нравится смотреть, как ты ешь, — ответил он.

— Почему?

— Потому что это проявление твоих естественных чувств. И получается у тебя с большим аппетитом.

Нет, вообще, когда влюбляется человек простой и даже, может быть, грубый, это гораздо интересней, чем жиденькая интеллигентная влюбленность, — я опять вспомнила Шашу. Неотесанный человек будто даже на себя злится, что с ним такое взяло и случилось, что он в кого-то там втрескался. Он и склонен говорить о своей любви ругательно, иногда — исключительно матом, потому что иных слов не знает для выражения слишком сильных эмоций. Он этому не обучен.

Другое дело Сергей. Сейчас он намеренно ушел от темы любовных историй, а заодно и отношений со своим отцом. Это что-то да значило.

— Кофе будешь? — спросил он, разливая кофе по чашкам и, конечно, зная, что я буду кофе.

— Конечно буду. И вообще я тут оголодала, пока ты ездил по своим делам.

Я знаю, что мужчины очень любят изображать чрезвычайную занятость неотложными делами, равно как и бюрократические конторы, которые они по этим делам посещают.

— Тебе удалось уладить дела? — спросила я, изображая глубокую заинтересованность.

— Это оказалось не так сложно. Отец оставил завещание в ящике письменного стола, это сразу решило дело. Хотя я о завещании даже ничего не знал. И мог бы просто его не найти. Но батя мой был хитрый жук, ему хотелось, чтобы я приехал сюда и покопался в его кабинете.

— Зачем?

— Наверное, приспичило, чтобы я кое-что вспомнил. Он сунул завещание в старый альбом с фотографиями.

— Как странно. Почему?

— Ну, это мне в упрек, что я будто бы бросил Таньку на произвол судьбы. По крайней мере, я понял его жест именно так.

— А ты… разве нет?

— Я тоже мог бы много чего ему предъявить, однако предпочел просто порвать отношения. Это как раз тот случай, когда обсуждать и делить больше нечего. Пусть даже с родным отцом. Тебе не нравится кофе?

— Нет, почему? Пусть немного остынет. А еще мне хочется конфет «Мишка на севере».

— Их до сих пор выпускают?

— Ну выпускают же до сих пор кильку в томате. Хотя теперь это что-то вроде деликатеса, а «Мишка на севере» — просто конфетки к чаю, — я намеренно попыталась вернуться к ностальгическим воспоминаниям. Меня терзал вопрос, почему же Петр Андреевич спрятал завещание в Танин фотоальбом.