Тэд Хеллер - Офисные крысы

— Мне кажется, у тебя могут быть неприятности, — предупреждает меня Марджори.

— У меня? Что я сделал?

Наши ноги покоятся на кофейном столике. Работает телевизор, но звук выключен — идет несмешной, высокорейтинговый комедийный сериал о газете, в которой, похоже, работает всего человек пять.

— Это из-за той рецензии на книгу, Зэки.

Я ожидал небольшую бурю, надеясь без особых потерь пережить ее, и чем быстрее, тем лучше, но надеясь также на то, что Регина Тернбул спустит все на тормозах. Другие рецензенты использовали слова вроде «мастерский» и «блистательный», а книге впервые для Итана Колея сулили престижное место в списке бестселлеров. Так вышло, что я оказался единственным, кому она не понравилась. В книжном разделе воскресного «Нью-Йорк таймс» была реклама на целый разворот, содержащая всевозможные отзывы, которые прямо-таки прыгали на вас: «очаровательный», «гипнотизирующий», «околдовывающий», «чарующий» — да кто такой этот парень, в конце концов? В большинстве подобных реклам всегда можно легко обнаружить «Ит» в типичной сетке рецензентов («Таймс», «Вашингтон пост», «Л.А. таймс» и так далее, а теперь еще благодаря Марку Ларкину и «Ши»), но не в этот раз. И в этом только моя вина. Я представляю себя одиноким в каком-то мрачном лесу, бегущим, словно испуганный олень, человеком, за которым гонятся двадцать тысяч читательниц из «книжных групп» с «розочками» из разбитых винных бутылок и с раскрытыми заколками для волос.

— Из-за рецензии на какую книгу? — увиливаю я.

Наши лодыжки перекрещены. Мы теперь «друзья» и можем так делать. Но мысль трахнуть ее крутится у меня в голове где-то поблизости.

— На ту книгу, которую ты спустил в унитаз, — отвечает она, прыгая с канала на канал. Марджори лежит на диване на спине, прижав подушку к животу, ее длинные густые волосы подняты и откинуты на одну сторону. Я любуюсь рыжими волнами, колечками и завитками, торчащими во все стороны. Сейчас она без макияжа, и под ее узкими зелеными глазами заметны небольшие синие мешки.

— Ты имеешь в виду Итана Колея, — сдаюсь я. — Она мне просто не понравилась.

— Ты ее до конца прочитал?

— Конечно, до конца, еще в гранках.

— Просто я помню, что ты никогда не читаешь до конца книги, на которые пишешь рецензии.

— Это неправда. Иногда я читаю до конца.

— Ты говорил мне, что никогда не читаешь их до конца.

Я не хочу давать ей повода развить эту тему, поэтому не отвечаю.

— В любом случае, это тебя не красит, — говорит она. — А еще ты мог задеть чью-то личную струну. Знаешь, когда много лет назад Регина работала в «Ши», она задала жару «Чайнтауну», а затем Софи Виллард орала на нее так, что чуть «шары» не выскочили из глазниц.

— А что, если это действительно плохая книга? Может быть, она получила тридцать положительных отзывов только потому, что после первых двух восторженных рецензий никто не взял на себя смелость сказать правду?

Марджори поудобней устроилась на диване. С год назад она бы ударила меня подушкой по голове именно в этот момент. Затем мы начали бы бороться и спикировали на пол… соседи не стали бы бить в стены, потому что им нравилось слушать это, и иногда, когда я покидал ее дом, консьерж подмигивал мне.

— Так значит, ты и Лесли обедали вместе на прошлой неделе, — говорит она лукаво.

— Мы были с Вилли. Вот и все. Это был день выдачи зарплаты.

— Руки прочь. Она работает на меня.

— От Лесли? Не думаю, что я ей нравлюсь в этом смысле.

— Не нравишься.

Уверен, что если бы я нравился Лесли «в этом смысле», то Марджори мне этого не сообщила бы.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. К тому же у нее есть очень богатый мужчина в Лондоне. И у него тоже есть «дефис», Зэки.

Так значит, он богат… и у него есть дефис, хотя Марджори сказала бы мне, что он богат, даже если бы он жил на пособие по безработице в картонной коробке. Я знал, что его звали Колин, но про себя я называл его Колли и представлял его лицо вылитой мордой овчарки Лэсси.

— Правда, они часто ругаются по телефону, — сообщает она. — «Международные» пикировки.

— Из-за чего?

— Тебе интересно. Я вижу.

— Просто любопытно.

— Из-за ерунды, обычной для пар. Вроде той, из-за которой ты порвал со мной отношения.

— Я никогда не рвал с тобой отношений.

— Рвал, рвал.

Марджори переключает телевизор на канал, транслирующий баскетбольный матч, и я прошу ее задержаться немного на нем. Она немедленно выключает телевизор с возгласом: «Ха!» Марджори часто старается выкинуть что-нибудь, выходящее за рамки ее обычного поведения, чтобы быть вредной, но на самом деле ей даже не нужно стараться. Я пытаюсь выхватить пульт у нее из рук, но она отдергивает их.

Я стараюсь изо всех сил не замечать ее соски, торчащие сквозь блузку… они похожи на людей в лыжных масках, собирающихся заломить мне руки.

— Она нравится тебе, правда?

— Кто?

— Лесли.

— Она слишком худая. Ты знаешь, мой тип — «пышки».

— Не слишком-то и худая.

— Ты права. Но только не на работе.

— Между прочим, — говорит она, вытаскивая из волос заколку и давая им рассыпаться во все стороны, — мне кажется, что она положила глаз на Марка Ларкина.

Народ против Захария Поста.

Регина Тернбул, в клетчатом костюме с узкой юбкой, является играющим на публику прокурором округа. О, Господи! Она когда-нибудь бывает в хорошем настроении? Я — на месте свидетеля, перед лицом неизбежного поражения; все мы находимся на заседании суда, которое транслируется по телевидению на всю страну.

Регина поднимает экземпляр романа Итана Колея и вопит с великолепным бостонским акцентом: «Так вы давали или вы не давали плохую рецензию на эту книгу?»

Лучи света играют на больших золотых буквах на обложке: «ЛАУРЕАТ ПУЛИТЦЕРОВСКОЙ ПРЕМИИ! ЛАУРЕАТ НАЦИОНАЛЬНОЙ КНИЖНОЙ ПРЕМИИ! БЕСТСЕЛЛЕР НОМЕР ОДИН!»

Я: Не могу припомнить характер этого…

Регина: Вы не можете припомнить? Два параграфа, а вы не можете припомнить?! Вы можете припомнить хотя бы, что вы находитесь под присягой?!

Я: Я бы сказал, что рецензия была… нейтральной.

(Она вручает мне копию «Ит» и называет ее вещественным доказательством номер один. Некоторые слова рецензии выделены фиолетовым маркером — цветом ее подписи.)

Регина: Мистер Пост, вам знакомо это?

(Я киваю, и Судья — тот же противный мужик, который председательствовал на судебном процессе над людьми, покушавшимися на жизнь Гитлера, — громко каркает мне по-немецки, чтобы я не кивал.)

Я: Да, я узнаю это.

Регина (обращаясь к скамье присяжных, на которой стоит ее пятисотдолларовая скульптура в парике, выполненная Фредериком Феккаки, которая едва видна из-за барьера) : Прочтите выделенные слова суду, пожалуйста, будьте так любезны, мистер Пост. (Она произносит мою фамилию так, словно выплевывает ее.)