Тэд Хеллер - Офисные крысы

— Регина… она просто в бешенстве, — начинает Вилма. — Это все из-за той книги.

Шейла наклоняется вперед. У нее очень широкие плечи, вдобавок она носит блузки с большими плечиками.

— Ты вообще понимаешь, что случилось?

— Думаю, да.

Я абсолютно точно знаю, что случилось: я сказал, что книга плохая, а все остальные сказали, что она хорошая, потому что каждый из них подумал, что все остальные скажут, что она хорошая.

— Роман может получить Национальную книжную премию и Пулитцера, — произносит Шейла.

— Я не стал бы за него голосовать.

— Тебе и не придется утруждаться, не так ли?

— Да уж, не придется. «Спасибо, блин, Шейла».

Пухленькие светловолосые детишки Шейлы и ее грустный лысый муж смотрят на меня. Шейла ростом больше шести футов (ей приходится покупать одежду в специализированных отделах для крупных женщин, а также в отделах для транссексуалов). Она — блондинка с прической откуда-то из пятидесятых, и некоторые утверждают, что она смахивает на Пэгги Ли. Когда ей было двадцать, она была «женщиной, делающей карьеру», и некоторое время ее содержал, как она сама мне однажды рассказала, один издатель со студии в Гринвич-виллидж. Он был намного старше, и у него были дом и семья где-то в пригороде. Иногда она казалась мне одной из девушек-героинь фильма «Три монеты в фонтане». Теперь, разменяв пятый десяток и получив наконец пост старшего редактора, Шейла понимает, что это — предел и в этой компании ей никогда не подняться выше.

— Тебе следует больше обращать внимание на то, что происходит вокруг тебя, Захарий, — дает мне она совет.

— Ну, думаю, что я в курсе всего, — я уверен в своей компетентности.

Шейла живет в Шорт-Хиллс, Нью-Джерси, и, наверное, уже лет пятнадцать не читала никаких книг. И фильмы она смотрит только те, которые нравятся ее детям: со взрывами, трансформерами, черепашками-ниндзя и с обязательными киножурналами перед сеансом.

— Это плохо пахнет, Зэки, вот и все, — вставляет Вилма. — Книга может получить какую-нибудь награду, и тогда люди вспомнят, что «Ит» она не понравилась.

— Ты очень хорошо знаешь, — добавляет Шейла, — что Итан Колей всегда получал хорошие отзывы.

Я чихаю и меняю позу, опасаясь, что скоро просто поплыву от пота в кожаном кресле. Куинс и Бруклин в окне сворачиваются в синий квадратик размером с почтовую марку.

— У него всегда хорошие рецензии, — добавляет Вилма.

Шейла косо взглядывает на нее. Ей вовсе ни к чему присутствие Вилмы здесь, но она хорошо понимает, что та является представителем Регины и соглядатаем.

— Если бы ты написал этот материал для «Бой», «Хим» или «Нау», все было бы нормально. Они могут себе позволить нигилизм и колкости. Но это плохо согласуется с политикой «Ит», — разъясняет Шейла.

«Так почему же ты, мой непосредственный начальник, не сказала мне этого раньше, не заставила меня переделать статью или просто выбросить в корзину целиком эти ничтожные два параграфа?» — не произношу я, но мысль эта выразительно отражается на моем лице.

Вместо этого говорю:

— Я понимаю.

— Поэтому ты сделаешь следующее, — заявляет Вилма. — Ты отправишься в Южную Дакоту и возьмешь интервью у этого Итана Колея.

— Я?..

Какая изощренная, инспирированная и оригинальная форма наказания! Регина Тернбул — гений! Но меня начинает подташнивать.

— Да, — подтверждает Шейла. — Оно пойдет в январском или февральском номере.

— Он застрелит меня! — вскидываюсь я. — Он увлекается оружием… он же охотник. Он наливает чистый самогон в хлопья себе на завтрак. Как только я появлюсь в его владениях, он отстрелит мне голову!

— В точности то же самое сказала и Регина, — успокаивает меня Вилма.

В тот же день на общем собрании происходит «мозговой штурм» перед запуском последних двух или трех номеров журнала. Все сотрудники: редакторы, помощники редакторов, редакционные ассистенты, арт-директор с дизайнерами из художественного отдела, отделы моды и фото в полном составе — предлагают идеи для последующей публикации иллюстраций, статей и заметок. Тут же раздаются поручения.

— Марк отправляется в Лондон, чтобы закончить статью о герцоге, — в какой-то момент сообщает нам Бетси Батлер, ведущая собрание.

Я не знал, что он начал работать над такой статьей, и никто из окружающих, судя по выражениям их лиц, тоже. Я даже шепотом спрашиваю кого-то:

— Почему мы готовим статью о Джоне Уэйне?

— О герцоге?.. — уточняет Лиз Чэннинг, также ошарашенная.

— Что ты на это скажешь? — спрашивает Бетси Марка Ларкина.

Тот стискивает челюсти, задирает сантиметров на пять подбородок и рассказывает о том, как стареющий, больной британец — простой лорд, никакой не герцог, — стоящий перед угрозой полного разорения, отказывается расстаться с бесценной коллекцией живописи Коро, Каналетто и Констебла, размещенной на его старой вилле на берегу Сены. В то время как Марк Ларкин объясняет все это, потирая большой палец против часовой стрелки о средний и указательный, а на лицах сидящих вокруг людей появляется либо восторг, либо отвращение, я припоминаю, что читал подобную историю не единожды и не дважды, а, возможно, десятки раз. Всегда героем такой истории является если не английский лорд, то какой-нибудь итальянский граф или французский маркиз. И заканчивается она всегда одинаково: лорд «Как-его-там» умирает, не оставив прямых наследников. Затем какой-нибудь седой пятидесятилетний заядлый курильщик с шейным платком фирмы «Хермес» и в туфлях за четыре сотни долларов выходит вперед и заявляет, что был другом усопшего с тринадцати лет и нередко проводил с ним время на пляжах в Сан-Тропезе и на горных склонах в Гштадте, а затем… ну, в общем, история, которая стара как мир и которая прекратится только после бесконечных тяжб. В таких статьях вы обычно читаете первые две страницы, но потом, когда доходите до слов «продолжение на странице 181», откладываете журнал в сторону. И даже если вы случайно откроете страницу 181, то не станете дочитывать статью.

— Это не помешает твоей работе над статьей о Маффи Тейт? — уточняет Бетси (Маффи Тейт — влиятельный литературный агент, и я не знал, что Марк Ларкин пишет статью о ней тоже).

— Не думаю, — отвечает он.

Бетси напоминает, над какими статьями работают Тони Лансет и Эмма Пилгрим — внештатники нашего журнала, затем она оборачивается ко мне и говорит:

— Мы собираемся попридержать твою статью о Лерое Уайте.

Я медленно и отрешенно киваю. Это единственная из вещей, судьба которой мне не безразлична, но им совершенно не обязательно об этом знать.

— Ты рецензируешь сейчас какую-нибудь книгу? — спрашивает она меня.

Те, что сидят ко мне спиной, разворачиваются, а те, в чьем поле зрения я нахожусь, опускают глаза. Так, наверное, выглядят актеры, когда, выйдя на сцену, внезапно забывают, в какой же пьесе они играют сегодня.