Тэд Хеллер - Офисные крысы

— Романы. Я не слишком силен в истории или политике, чтобы делать обзоры публицистики, и вряд ли отличу Джона Адамса от Генри Адамса. Но я никогда не спутаю Генри Джеймса с Генри Миллером. (Это мое открытие, что, преуменьшая свои слабые стороны, я тем самым подчеркиваю свои достоинства.)

— Я не знаю, Зак. У нас здесь людей более чем достаточно.

— Но ты как редактор мог бы привнести свежую струю в это дело.

— Ну, я не знаю.

— Только подумай. Ты даешь мне книгу, и я за три дня пишу рецензию круче, чем любая из твоих флегматичных задниц.

— Хорошо, я как-нибудь обдумаю твое предложение.

Потом он говорит, что ему нужно идти, но я знаю, что он лжет.

Слева от моего стола стоит черный вращающийся стул, на который редко кто садится. И, пока я говорю с Аланом, я смотрю на этот стул… И с каждым «я не знаю» на нем все четче проявляется плоская тусклая тень: точка за точкой, черточка за черточкой. Когда Алан прощается, на стуле, всего в двух шагах от меня, вырисовывается сидящая фигура Итана Колея, показывающего на меня прозрачным пальцем и беззвучно сотрясающегося в конвульсиях от смеха.

Я СХОЖУ с ума.

Похоже, что Лесли хочет, чтобы я официально расстался с Айви, чтобы она могла встречаться со мной с чистой совестью, но Айви уже порвала со мной (наверное), и, кроме того, ведь Лесли с кем-то помолвлена. И я схожу с ума, потому что отчаянно скучаю по Айви.

Я позвонил ей как-то вечером и пригласил к себе, но она согласилась только пойти со мной поужинать. Желая увидеть ее во что бы то ни стало, я согласился и предложил — отчаяние способствует кратким проявлениям романтической натуры в некоторых мужчинах — место нашего первого свидания, уютный итальянский ресторан. Но она назначает встречу в ресторане в районе Тридцатой улицы и Третьей авеню.

Я нервничаю, направляясь туда: одно дело, если она заведет разговор о Лесли Ашер-Соумс по телефону и я смогу легко отовраться, и совсем другое, когда она будет смотреть мне в глаза. Если она сделает это, сидя напротив за столиком на двоих, я, наверное, осыплюсь вниз кучей песка.

— Ты выглядишь… изменившейся, — говорю я ей, когда она появляется.

— И ты сможешь сказать, в чем именно?

Я присматриваюсь к ней, когда мы входим внутрь. Все кажется таким же, как и прежде: длинные волнистые волосы, фигура… хотя, похоже, что три килограмма «детского жирка» спали до одного.

— Черный — это новый черный, — говорит она.

Вот что: Айви привнесла — кроме штампов с журнальных обложек в свою повседневную речь — больше черного цвета в свой гардероб. Теперь, когда она не практикантка без жалованья, а получает солидную для ее возраста зарплату, она облачена (я уверен, что Джимми и Кэррол Купер все же помогли) в более подходящие для сотрудника корпорации «Версаль» одежки.

— Когда ты собираешься прикрепить степлером бутылку минеральной воды к своей ладони? — интересуюсь я.

Мы заказываем еду и судачим о работе, избегая, таким образом, разговора о главном. Сегодня она не рассказывает о своих друзьях, поэтому я прислушиваюсь к ней — теперь мы стоим на одной площадке — и даже прошу повторить, если пропускаю одно-два слова. Я уже не чувствую себя с ней расслабленно, как на школьной перемене: если бы она внезапно сказала: «Итак, Захарий Пост, можете ли вы привести хоть один пример того, что Бетси Батлер является одновременно сущей ведьмой и мягким, участливым человеком, а также дать сравнительную характеристику, противопоставив ее Жаклин Вутен?» — я бы ответил четко и обоснованно.

И все же…

Я скучаю по Дафне! Мне даже интересно, как обстоят дела у друзей друга ее лучшей подруги, хотя понятия не имею, кто они на самом деле. Айви рассказывает мне об исследованиях, которые она выполняет для Джеки, о том, что они не очень ладят, и, хотя я сосредоточен и ловлю каждое слово, я тоскую по другой Айви. Мне дорога Айви, которая не одевается в черное, которая никогда бы не пронеслась по офису с бутылкой минеральной воды в руке, у которой есть реальная жизнь за холодным стенами кабинетов и коридоров цвета мешковины. Та, в которую я влюбился, хотя и не знал об этом.

Когда мы покидаем ресторан (она настаивает на том, чтобы заплатить за себя, и я не спорю), я спрашиваю ее, не хочет ли она подняться ко мне, и она отвечает, что пообещала матери вернуться домой к десяти.

— Теперь, когда ты получаешь жалованье, может, перестанешь цепляться за мамин фартук? — спрашиваю я ее.

— Если услышишь о подходящем месте, дай мне знать… — говорит она.

Пятиэтажные богемные трущобы на Сент-Марк-Плейс, в которых проживает Вилли, возможно, вскоре пойдут на снос; Лори уезжает из города, Вилли сходит с ума Он либо покончит с собой, либо, я надеюсь, убьет Марка Ларкина. Но я молчу обо всем этом.

— Проводить тебя домой? — робко предлагаю я.

Она поднимает руку, останавливая такси:

— Нет, благодарю. Я сама доберусь.

КОМУ: ПОСТЗ

ОТ КОГО: ЛИСТЕРВ

ТЕМА: хрен поверишь в это

ты хрен поверишь в это

я должен идти подыскать материал для тедди рзвлт! он только что прислал мне сообщение и сказал отправляться в библиотеку и копаться в макулатуре

будь на связи

Он предлагает копию того, что прислал ему Марк Ларкин.

КОМУ: ЛИСТЕРВ

ОТ КОГО: ЛАРКИНМ

ТЕМА: ЧТО МНЕ НУЖНО

Листер:

Мне нужно, чтобы ты пошел в библиотеку и нашел статью о банкире-инвесторе Фредди Гурвице, которая вышла в жур.

«Нью-Йорк» где-то между январем и маем в 1991 или 1992. Если не в «Нью-Йорке», то посмотри в «Нью-Йоркер» или «Готхэм». И еще одну статью в «Уолл-стрит джорнал», мне кажется летом 1995 или 1996. Или, может быть, это был журнал «Фортуна». Или в «Форбс» за осень-зиму 91 или 92.

Спсб,

Ларкин

Совсем не просто проглотить обидную просьбу Марка Ларкина, настолько она оскорбительная и нахальная: даты неопределенные, источники слишком обширные — Вилли, должен выполнить неимоверно утомительную задачу. Я перевожу взгляд с экрана на Вилли, который закусил нижнюю губу и трет руками лицо.

— Не принимай близко к сердцу, — советую я и замечаю, что он весь дрожит.

— Это не так уж и плохо, Вилли, — говорю я. — Три дня в библиотеке… значит, тебе можно три дня не показываться здесь.

— Вот гребаный урод!

— Пожалуйста, успокойся. Хорошо?

Он берет в руки банку из-под «Криспи Крим», высыпает все ручки и карандаши к себе на стол, а затем встает и запускает банку прямо в полуоткрытую дверь — в кабинет Марка Ларкина. Банка попадает в дверь и раскалывается на три больших осколка.

— И в чем это тут дело? — спрашивает Марк Ларкин через секунду.

Он просунул большие пальцы рук под подтяжки и водит по ним руки вверх-вниз, его уши горят огнем.