Зульфю Ливанели - Счастье

– Мы побывали во многих местах, – сказала Лейла. – На востоке и на западе, на Черном и Средиземном морях. Однажды пришлось ехать на грузовике, а в деревнях передвигались на ишаке. Сейчас вот путешествуем поездом. Цель господина Кэйпа – пообщаться со всеми.

Мужчина снова произнес:

– Конечно! Пожалуйста!

Белокурый американец заглянул в блокнот, который держал в руках, и что-то сказал. Он не оборачивался к Лейле, а спрашивал, глядя мужчине прямо в глаза. А она переводила:

– Он спрашивает, кем вы работаете.

– Я врач, уролог, а моя жена работает в банке.

– Вы живете в Анкаре? – спросил Кэйп.

– Да.

– Некоторые из людей, с которыми мы беседовали, говорят, что противостояние правых и левых сил в Турции ушло в прошлое. Сейчас Турция является трехполюсной. С одной стороны – турецкие националисты, с другой – курдские националисты, а третий полюс – это политический ислам. Вы поддерживаете это мнение?

От такого вопроса доктор немного опешил, даже не смог скрыть своей растерянности. Затем, поколебавшись, ответил:

– Нет! Я совершенно не согласен. Я никогда не соглашусь с тем, что Турецкая Республика может быть разделена.

Он поднял брови, выставил вперед подбородок и встрепенулся так, словно говорил с иностранным агентом, продавая секреты которому он совершил бы предательство в отношении своей родины.

Лейла, видимо, уже повидала всяких ситуаций, она бойко объяснила Питеру, что и как. А затем сказала:

– Вы неправильно поняли. Он говорит не о разделе Турции, а о том, что происходит поляризация турецкого общества. О трехполярной Турции.

Доктор задумался. Воспользовавшись возможностью, в разговор вступила его жена:

– Такого разделения нет, – сказала она. – С одной стороны, есть современная и светская республика Ататюрка. А с другой – пытающиеся ее уничтожить курды и исламисты.

Лейла перевела ее слова американцу.

На этот раз Питер обратился к женщине:

– Вас пугает эта ситуация?

– Да, немного, – ответила женщина. – Потому что нам уже хорошо известно, что могут сделать курды, чего может стоить Турции их восстание.

Немного помолчав, она добавила многозначительно:

– Естественно, и западные государства этому способствуют.

Питер Кэйп спросил:

– Что же в этом страшного?

– Исламисты хотят превратить нас в Иран, чтобы современные турецкие женщины, как тараканы, были закутаны с головы до ног. Будь такая возможность, они бы на всех нас надели паранджу!

– А что вы думаете об акциях ношения платков-тюрбанов в университетах?

– Все это идет из одного центра. Они не просто водрузили на голову тюрбан, это политический символ, в Иране все тоже с этого начиналось. Сначала университеты заполняются тысячами студенток в тюрбанах, потом следует государственный переворот, после этого мы захотим перейти на арабскую графику, перенести выходной с воскресенья на пятницу, а там недалеко и до шариатского государства! Это что-то вроде «Талибана»!

– Что же, по-вашему, студенты не могут одеваться так, как хотят?

– Если таким образом они исполняют часть вражеского призыва, то нет! Наши бабушки всегда носили платки, однако это – совсем другое! Это не нормальный платок, а политический символ, униформа.

– То есть? – спросил Питер.

Женщина подняла руки к голове, пытаясь объяснить разницу между нормальным платком и тюрбаном, как вдруг наткнулась взором на Мерьем.

– А, – сказала она. – Вот, пожалуйста. Голова этой девушки тоже покрыта, однако не так, как у них. Нормальные анатолийские женщины носят вот такие платки, а не те, уродские.

«Ой-ой, – воскликнула Мерьем про себя. – Вон чем обернулся этот пылкий разговор – перешел на мою одежду!» Все в купе уставились на ее грязный платок. Даже гяур на нее смотрел.

– Откуда вы? – спросила ее Лейла.

– Из Сулуджа, что в окрестностях озера Ван.

Лейла перевела это Питеру.

Тот с жадностью принялся ее расспрашивать:

– Ты турчанка или из курдов?

Мерьем с беспокойством посмотрела на Джемаля, чтобы понять, может ли она отвечать, и, не заметив каких-либо признаков его гнева, прошептала:

– Слава Всевышнему, я мусульманка!

Лейла объяснила:

– Он не то спрашивает. Он спросил: ты из турок или из курдов.

В разговор вступил Джемаль:

– У нас там все вместе живут, турки и курды. Когда девушку замуж берут, семьи смешиваются. Однако турок больше.

С первого взгляда Лейла поняла, что он военный, и тут же довела это до Питера.

Питер проявил большой интерес к службе Джемаля в спецназе, к столкновениям в горах и обрушил на него шквал вопросов: в каких переделках он побывал? Правда ли, что разрушаются курдские деревни и проводятся зачистки? Творятся ли жестокости в отношении находящегося в окружении населения? Погибали ли его друзья? Много ли повстанцев он убил? Как проходят боестолкновения? Уходят ли курды на север Ирака? Был ли он ранен?

Джемаль напрягся. Он чувствовал, что если что-то расскажет, то вроде как выдаст некие военные тайны иностранцу и предаст погибших товарищей. К тому же существовали правила о неразглашении информации о военных базах, и такого типа разговоров следовало избегать.

Да и как можно рассказать кому-то о том, как они служили в горах? О свистящих над головой пулях, о страхе взлететь на воздух, наступив на мину, о том, как три дня и три ночи, насквозь промокшие, они сидели в засаде под проливным дождем?!

Он ответил уклончиво:

– Не знаю, я был в составе обслуживающего персонала.

Питер понял, что из Джемаля слова не вытащишь.

Тут снова заговорил врач:

– Скажи господину журналисту, что в этой стране нет отдельно турок или курдов. Пусть он не расчесывает эту тему! Все граждане Турецкой Республики – турки. Посмотрите, в Америке тоже есть разные люди – богатые и бедные, черные и белые, разных национальностей, но все они американцы, не так ли? Мы тоже все турки, и никто не смеет делить наше государство.

Питер Кэйп отнесся к этим словам с уважением.

– Простите, я не хотел обидеть вас, – проговорил он. – В Америке каждый может говорить на том языке, на котором хочет, как и носить любую одежду. Здесь же образование на курдском и курдское телевидение находятся под запретом, в школах носить платки тоже запрещено. Я спрашиваю только об этом.

Больше месяца Питер путешествовал по этой странной, изумительной, печальной и полной противоречий стране. Он думал о том, что никогда раньше не видел, чтобы в народе уживались бы такие разные обычаи, такой разный образ жизни. Даже об этих людях, сидящих в одном купе, трудно сказать, что они – жители одной страны! На юго-востоке уже пятнадцать лет продолжается война между турецкой армией и Рабочей партией Курдистана, погибают десятки тысяч людей, однако никто не препятствует туркам и курдам жить вместе, выдавать дочек замуж за представителей другой народности, вместе работать и веселиться. Удивительные дела! Например, между алевитским и суннитским мазхабами в настоящее время нет вражды, но между ними нет и общих браков. Любая попытка алевита жениться на суннитке и наоборот может закончиться убийством. А вот турки и курды убивают друг друга только в горах! После многомиллионной иммиграции большинство курдов теперь оседает не в горах, а в городах – Стамбуле, Измире, Анкаре, Мерсине, Анталье. И никаких курдско-турецких столкновений!