Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

В тот день Дэниела перевели на сильнодействующие лекарства, и целую неделю он то нырял в бессознание, то выплывал из него на свирепом коктейле обезболивающих. Дикие демоны гнали его на край безумия; Дэниел внезапно пробуждался от стального дождя, который проливался в пропитанную п о том койку и до смерти выстуживал ее, пока он призывал следующую иглу поскорее приблизиться к его руке и принести сначала теплое забытье, а потом новые ужасы.

В бреду он снова и снова произносил имя сэра Берсилака, и на третий день, как раз когда его собиралась проткнуть опускающаяся железная решетка, появился Зеленый Рыцарь на огромной зеленой лошади и на всем скаку подхватил его. Они промчались по подъемному мосту, отсекая Мортибусом головы поднявшейся на дыбы гидры, готовой исторгнуть на них свой яд.

Наконец остановились на лесной поляне, и Дэниел впервые за много дней ощутил покой.

— Слава Богу, ты нашел меня! — выдохнул он, сползая с огромной зеленой лошади.

— Клянусь Гробом Господним, — воскликнул сэр Берсилак, — это приключение превосходит все другие! Теперь скажи мне, что с нами случилось?

— Я повздорил с женой. Она меня бросила. Я разбил мотоцикл. Ты был в спидометре. Прости. Я был пьян.

— Она тебя бросила? — Зеленый Рыцарь старался не показать этого, но скрыть ревностное предвкушение вновь обретенной доли Дэниелова времени и внимания было невозможно.

— Прости, Дэниел, но, кажется, в аварии мы ничуть не пострадали. Кнутсен слегка потрясен, но он всегда такой. — Я избежал травм, де Фюри тоже.

— Монах де Фюри? Автор «Ignis Fatuus»?

— Разумеется. С тех пор как мы виделись в последний раз, я побывал с армией короля Эдуарда во Франции и там при самых диковинных обстоятельствах наткнулся на Креспена де Фюри. Вроде как самозваный мудрец. Физик-экспериментатор, свет, процесс горения… всякое такое. Горит желанием с тобой познакомиться.

— Почему?

— Потому что ты живешь в серийном времени.

— Что это значит?

— Не имею понятия. Я просто повторяю его слова в надежде, что крупицы его учености пристанут и ко мне. Де Фюри продолжает работать над той штукой, которую сожрал лондонский пожар, и в настоящий момент одержим какой-то тайной сложностью, из-за чего часами наблюдает за луной, измеряет тени и подбрасывает в воздух тяжелые шары. К его величайшему расстройству, он никак не может обрести некое мистическое знание и питает надежду, что ты, со своего насеста в будущем, поможешь ему. Эксплуатировать тебя он будет нещадно, но в целом парень что надо.

— А когда мы встретимся?

— Не раньше чем ты поправишься. Встретить Креспена, вынести Креспена — дело не для слабых. Я бы и не мечтал… — Сэр Берсилак замешкался и вперился в темные деревья позади Дэниела. — Дэниел, кто-то идет. Копье! Ах, какая пышечка, вся в белом и в крахмальном чепце. Она несет серебряное копье. Осторожно, Дэниел! Твоя рука! Твоя рука! — Зеленый Рыцарь и лошадь поплыли и исчезли.

Спустя секунду или год сэр Берсилак вновь проступил из полуночного тумана морфия и улыбнулся Дэниелу. В руках у рыцаря был букет лесных цветов: одуванчики, бузина, шиповник, мать-и-мачеха, мята, дикая сирень, лесная мальва… Он опустил цветы у подушки и отступил назад, после чего материализовался Туд Кнутсен с последним номером «Медиевиста», который он положил рядом с цветами. «Прямо со льда печатни, Дэниел». Скандинавский юмор.

Воцарилась неловкая пауза, рыцарь и Кнутсен беспомощно смотрели друг на друга, а потом, словно глупости, которую они делают, избежать было невозможно, принялись без малейшего энтузиазма хлопать в унисон. Через несколько мгновений появился какой-то старик. В одной руке он держал коробку шоколадных конфет, другую поднял вверх, чтобы утихомирить аплодисменты, хотя рыцарь и ученый уже не хлопали.

— Меня зовут, — старик выдержал паузу, — Креспен де Фюри. Я ученый, правдоискатель, мудрец и оптик.

— Почитаю за честь с вами познакомиться.

— Само собой разумеется, — высокомерно отметил де Фюри. — Он открыл коробку, достал одну конфету и снова закрыл крышку. — Кнутсен и Берсилак говорят, ты знаешь «Ignis Fatuus»?

— Только то, что прочел в журнале.

— Ты понимаешь, что значит «Ignis Fatuus»?

Дэниел порылся в остатках своей латыни.

— «Глупое пламя»?

— «Безумный огонь» — так лучше. В своей книге я опровергаю большую часть принципов и доктрин, описывающих поведение света. После ее появления я потратил столетия и многие последующие воспламенения, дабы сменить устаревшие законы на новые. На универсальные и бессмертные принципы науки, космологии и даже морали.

— Немалое достижение, — сказал Дэниел.

— Немалое достижение? Способен ли ты на что-нибудь, кроме банальности?

— Креспен, Дэниел плохо себя чувствует, — разволновался Зеленый Рыцарь.

— И чья же в этом вина?

— Частично моя, — признался Туд Кнутсен, заговоривший после прибытия Креспена впервые, — я насмехался над ним из зеркала и провоцировал на опасное поведение. В обычном состоянии он вполне уравновешенный человек.

Обдумывая слова Туда Кнутсена, Креспен угостился еще одной конфетой; кажется, его удалось уговорить.

— Возможно, он обладает необходимыми нам качествами. Ну что ж, — он повернулся к Дэниелу, — ты из конца двадцатого века?

— Да.

— Попозже бы немного, но… мудрый пользуется тем, что у него под рукой. Когда тебе станет лучше, я поговорю с тобой серьезнее.

Целый час до этого Дэниел метался по койке от кроваво-костлявых исчадий и адских фурий и теперь не желал думать о будущем.

— Мне не будет лучше. Я ничего не хочу. Я хочу умереть.

Заинтересованная бровь приподняла старый морщинистый лоб.

— Жизнь чертовски бессмысленна, — добавил Дэниел.

— Почему, позволь спросить? — На лице Креспена было такое выражение, словно он собирался выслушать промолчавшего всю жизнь идиота.

Дэниела это обескуражило, но все-таки он сумел закончить свою речь.

— Все свои молодые годы мы проводим в заботе о грядущих годах, а когда они приходят, оплакиваем то, что не сделали в молодости и не можем сделать сейчас по причине своей немощи, маразма и смерти.

Креспен воспринял слова Дэниела с заметным восторгом.

— О да! Ты можешь мне пригодиться. Ты сам все это придумал?

Дэниел был уязвлен.

— Я не плагиатор.

— В таком случае отлично! С одной крохотной, но немаловажной поправкой. Жизнь не бессмысленна, а смехотворна. Чувствуешь разницу? Жизнь — совершеннейшая нелепость, что бы с тобой ни было: сидишь ли ты в тюрьме, на троне или морковкой в грядке. Нелепость и несообразность! Самое главное — это понять. Ну а теперь отдыхай, вернемся к этому в следующий раз.

Креспен пропал, но нередко возвращался в Дэниеловы умиротворенные лекарствами сумерки, иногда с Кнутсеном и Зеленым Рыцарем, чтобы отговорить его от смерти и убедить в том, что горе и отчаяние можно окружить и подавить. Дэниел подпал под влияние старика и, когда тот появлялся, зачастую оказывался в самом жалком состоянии.