Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

Дэниелу госпожа Белановская очень нравилась, — в хаосе ее книг он обрел покой. Здесь не было ни категорий, ни групп, ни порядка, отрицавших ту произвольность и многообразие, которых он жаждал. Неожиданность была его постоянной спутницей, когда он разбирал кучи разбросанных книг. Пресные романы жались к строгим старинным историям. Триллеры почивали на псалтырях. Диккенс тяжко привалился к Картеру Брауну, [7] Картер Браун (1923–1985; наст, имя — Алан Джеффри Йетс) — английский писатель, с 1948 года жил в Австралии. Автор полутора сотен детективных романов, повестей и рассказов. а собрание Агаты Кристи поддерживало подвыпившего Брендана Биэна, [8] Брендан Биэн (1923–1964) — ирландский писатель и драматург, участник Ирландского освободительного движения. викторианская эротика лежала рядом с каталогом семян, анатомия — лицом к лицу с метафизической поэзией, полное собрание трагедий скрывалось за инструкцией по эксплуатации радио, копеечными вестернами и книгами по разведению мышей.

Как-то дождливым пятничным вечером Дэниел забился в самый дальний уголок лавки, потерявшись в томе эдвардианских воспоминаний леди Хитон Гуттаперчи «Чертовски хорошая взбучка». Посетителей в лавке не было, пробило уже пять часов, но время мало что значило для Дэниела и еще меньше для госпожи Белановской, которая вдруг поднялась, зевнула и вышла в парадную дверь, заперев ее на ключ. Прежде чем Дэниел показался из своего угла, госпожа Белановская отбыла на выходные, а дверь, основательно укрепленную от новых атак неофашистов, изнутри открыть было невозможно. Телефона там не было. Дэниел простоял минут пятнадцать у окна, но не увидел ни одного прохожего. Вечер сгущался, мягкий плотный туман, клубившийся над рекой, катил свои плотные мотки через улицу и заволакивал окна лавки. Вскоре мир за ее пределами растворился, и Дэниел понял, что он заперт на все выходные. Это был его первый опыт экстаза.

Позади стола госпожи Белановской имелась небольшая ниша с электрическим и заварным чайниками. Дэниел вскипятил чай и отыскал выключатель от висевшей над столом лампочки без абажура. Он перенес сюда свою кучу книг и, блаженно счастливый, вернулся к чтению. Воспоминания Гуттаперчи увековечивали жизнь леди Хитон, посвященную вере в то, что аборигенов можно превратить в полезных людей посредством строгого гастрономического режима и телесных наказаний, однако книжка утрачивала интерес по мере того, как физические недомогания леди Хитон ослабляли ее возможность дурно обращаться с ближними, и потому Дэниел взялся за маленький томик, переплетенный в столь ветхую картонную обложку, что на ней с трудом можно было разобрать: «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь». Титульная страница об авторе ничего не сообщала, и только краткое введение доктора Кнутсена [9] Ср. Пауль Кнутсен — один из спутников норвежского исследователя Руаля Амундсена во время полярной экспедиции на судне «Мод». из Стокгольмского университета говорило о том, что поэма, вероятнее всего, написана шесть веков назад на северо-западе Центральной Англии и что личность сочинившего ее поэта остается загадкой.

Дэниел хотел тут же закрыть книгу, но едва он перелистнул страницу и желтый электрический свет упал на древнюю поэму, как рефрен загудел загадочным языком в череде аллитераций позывными Дэниелу, лейтмотивом мира грез, напеваемым таинственным певцом, перепрыгивающим и манящим со следующей страницы, ускользающим сквозь листы, умоляющим продолжать чтение… Страницу за страницей мальчик преследовал эту музыку, совершенно не замечая спустившейся на город ночи — с такой силой захватило его Рождество в Камелоте.

Но пятнадцать дней, исполненных ликованья, веселья и плясок были драматически прерваны прибытием к дверям пиршественного зала некоего жуткого создания —

Веселое собрание в палатах было ошарашено не только его размером, но и цветом кожи — зеленым от макушки до кончиков пальцев.

Поразительный, зеленый собою рыцарь был не кто иной, как сэр Берсилак де Отдезерт, легендарный Зеленый Рыцарь, настолько преданный зеленому цвету, что даже конь у него был зеленый!

Но самым устрашающим был гигантский боевой топор.

«Отточенным для сечи, словно бритва!» — воскликнул юный Дэниел в полуночной тишине книжной лавки госпожи Белановской, чары рассеялись, и он внезапно обнаружил, где находится и как сильно он устал.

Оставив книжку, мальчик опустил голову на стол и заснул. И тут же появился Зеленый Рыцарь, который приветствовал его с таким удовольствием, словно они всегда были друзьями, и через мгновение Дэниел был полностью очарован столь обходительным воином.

Дэниел горел вопросами и догадками, но сэр Берсилак ничего не говорил ни о поэме, ни о своем происхождении, и только вскользь упомянул нечто, предвещающее историю.

— Ты должен пройти свой путь до конца, Дэниел, и рассказать мне, что ты обо всем этом думаешь.

— А где вы сейчас обитаете? По-прежнему близ Камелота?

— Никогда там не жил. Ты узнаешь об этом из поэмы. Много миль оттуда. Сейчас я обитаю в монастыре Сен-Клюн. [10] Ср. Джон Клюн (1300–1349) — ирландский монах-францисканец. Во время чумы, поразившей монастырь в Килкенни, Клюн вел монастырскую хронику, в которой день за днем отмечал смерти монахов, пока не умер сам.

— Рыцарь? Вместе с монахами?

— Нет, нет. Монахи все умерли. Мор сорок второго года. Ужасная чума, Дэниел. Воистину ужасная.

— Так вы там один?

— Если не считать мудрейшего Креспена де Фюри, моего соседа по монастырю. Но, между нами говоря, Дэниел, самое глубокое одиночество я предпочел бы порой компании де Фюри. Он не джентльмен, хуже того — он француз, его часто посещают ярость и безумие, что делает его абсолютно неуравновешенным.