Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

— Ты знал, что так будет! Откуда?

Дэниел рассказал про свое крещение, и с каждой новой подробностью ее возбуждение усиливалось.

— Ты когда-нибудь чувствовал, — лихорадочно зашептала она, — что тебя выбрали? Что тебя выделила та самая сила, которая опустошила купель в момент твоего крещения?

— Нет. Никогда.

Это ее не смутило. «Конечно нет. Без притчи как бы ты мог сообразить, правда? Каким прекрасным человеком мог бы ты стать!» — Старуха закусила губу и оглядела Дэниела как мать, когда он впервые надел костюм.

В конце концов старуха заметила его необычную наружность.

— Бог мой! Какой нынче век?

— Двадцатый. Просто я пытался возбудить у людей интерес к Средневековью.

Старуха определенно успокоилась и заговорила было опять, но вдруг передумала, как будто тихая надежда могла разбиться об их дальнейший разговор.

Дэниел почувствовал, что его отпускают, и направился к дверям собора.

— Мне пора.

— Ты вернешься?

— Да. Мне надо к отцу Синджу.

— Когда?

— Скажем… Во вторник.

— До встречи, Дэниел, — и она снова принялась надраивать перила у купели.

По дороге домой сквозь сумеречную влагу Дэниел заподозрил, что старуха у купели была фикцией. Совершенно невозможный персонаж. Чувство нереальности проникало в воспоминания об их беседе. Что за притчу она поминала и откуда знала его имя? Не исключено, что ее прислали помочь ему покинуть сцену, дернув за рычаг люка, но в такой же степени она могла оказаться отвлекающим маневром, введенной в игру той частью его существа, которая упрямо предпочитает мир реальный миру обещанному.

Опять-таки, он мог создать ее без всякой причины, случайным, интуитивным порывом, как тот, который он рекомендовал муравьям на похоронах Фабиана. Была ли старуха его творением или нет, ее повадки оказалось не так-то легко забыть, и Дэниел понадеялся, что неприятности минуют его, даже если она и дальше будет появляться в соборе.

Могучий Мотор поспешил по проезду прямо в гараж. Как только Дэниел снял с Гленды защитные очки, она соскочила на землю, встряхнула забрызганной шерстью и бросилась через двор к дому, так как воскресенье означало — заварной крем… Из багажника появились попранная картонная табличка, занозистые останки мандолины и журнал «Медиевист». Оставив табличку сохнуть в гараже, Дэниел пересек двор, направился к старому дому и выбросил куски мандолины в мусорный бак у задней двери.

После того как Алисон оставила его и ушла жить к Ларио, Дэниел разделил дом на две части и половину сдал Сеймуру Рильке. То, что его жильца нет дома, он понял по надписи на задней двери: «Ключ спрятан под горшком с примулой». Сеймур Рильке, уходя из дома, всегда оставлял эту надпись, и хотя Дэниел смутно подозревал, что она неким образом противоречит смыслу запирания двери, он никогда не доводил свои логические выкладки до конца. К тому же мистер Рильке был озабочен проблемой безопасности: он запирал и переднюю дверь и, как гласила другая надпись, прятал ключ от нее за электросчетчиком.

Ни один из них не догадывался, что дом уже дважды собирались ограбить, но так ни разу в него и не вошли: местные злоумышленники были убеждены, что надписи — часть безупречно продуманной западни.

Дэниел направился на кухню. Он разбил яйцо в Глендину миску и залил молоком. «Я дам тебе крем, когда выйду из ванной», — оповестил он Гленду, но щенок уже шумно хлебал, погрузившись в молоко по самые усы. Швырнув «Медиевиста» на кухонный стол, Дэниел пошел по коридору, стряхивая по пути в ванную комнату промокшую одежду…

Ванна Дэниела О'Холигена была некогда гордостью гостиницы «Кларендон», девяносто четыре года простоявшей в центре города, признанной Комиссией по сохранению культурных ценностей национальным достоянием и снесенной на следующий день после этого, чтобы освободить место для автомобильной стоянки. Алисон купила ванну на распродаже, при сносе. Огромная эмалированная штуковина с чугунными львиными лапами под каждым углом. Когда Эмили была маленькой, в ванне хватало места для всех троих.

Дэниел отстегнул от запястий запутавшиеся лиловые ленты, перегнулся через край и пустил горячую воду. Как только вода ударила в дно, он оплодотворил кипящий каскад быстрой струей бирюзовой мыльной жидкости, и на поверхности бегущих вод немедленно стал формироваться волшебный мир. Плотные, цвета морской волны обрывки пены равномерно распределялись по поверхности, и короткий водопад из крана взметнул такую гору пены, что вскоре вода и вовсе исчезла под толстой пузырящейся подушкой. Были сброшены трико и очки. Сдернув с крючка маску для подводного плавания, Дэниел засунул ингалятор в дыхательную трубку и приладил все это на голову.

Нащупал по стенке ванны дорогу к крану и выключил воду. Отступил назад, забрался в ванну с дальнего конца и мягко заскользил под горами пены до полного погружения, только дыхательная трубка с ингалятором торчала над пенистым ковром. В берилловом свете подводного мира дождался, пока в трубку стал поступать теплый эвкалиптовый воздух, и тогда, чуть подняв голову, слегка вспорол пенную поверхность маской и уставился в фантастическую перспективу Священного озера.

Волшебные изумрудные айсберги вздымались в туманах и испарениях, клубящихся над священными водами. Дрейф сине-зеленых пузырей, рожденных в зеркальном ландшафте над легкими водоворотами, выдавал шевеление левиафанов на глубине тысяч саженей. Единственным освещением было фосфоресцирование заколдованных вод. Небо, земля и горизонт отсутствовали. Крылатая рептилия с дьявольским воплем взмыла в парящую пустоту и исчезла в западном направлении.

В отдалении, на взбитом берегу, он увидел гигантскую зеленую фигуру сэра Берсилака де Отдезерта, разглядывающего свой жуткий боевой топор Мортибус. Дэниел свистнул. Зеленый Рыцарь помахал рукой, отметив его присутствие, и затопал навстречу.

Он, как обычно, приветственно зарычал:

— Давненько мы тебя не видели, Дэниел.

— Я был занят. Пытался добыть студентов.

— Средневековая литература! Превосходно! — глаза Зеленого Рыцаря сузились. — Разумеется, будет и поэма про Гавейна.

— Конечно, — уверил его Дэниел. — А где Креспен?

— Отправился с Кнутсеном на пару дней на озеро порыбачить. Он не в самом лучшем виде. Так, ничего серьезного. Целыми днями сидит со своей проклятой наукой. Забыл, что совсем уже старый. Безумный иногда, как все старики.

Дэниел вспомнил старуху из собора и то, что она говорила.

— Креспен когда-нибудь упоминал притчу?

— Притчу? — Сэр Берсилак задумчиво насупился. — Что-то такое говорил, но обычно я его не слушаю. Он теперь все критикует, я предпочитаю пропускать его извержения мимо ушей.