Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

— Полагаю, сегодня вечером вы, как обычно, на работе?

Либераче журчал что-то про цветы.

— Совершенно верно. На работе! — мистер Рильке так и сиял. Получается отличная беседа. — В гостинице, на кухне!

— Я знаю, — сказал Дэниел. Он знал об этом уже шесть лет. Разговаривать с мистером Рильке было все равно, что погружаться в нарколепсию. [21] Заболевание центральной нервной системы, характеризующееся разнообразными расстройствами сна, в т. ч. дневными приступами непреодолимой сонливости и галлюцинациями. — Вы там повар-кондитер, да? — услышал он свой голос, как из космоса.

— Именно так, — энергично подтвердил мистер Рильке, — повар-кондитер.

— То есть готовите кондитерские изделия? — теперь Дэниел уставился на капканоподобную челюсть мистера Рильке и запаниковал.

— Верно. Повар по главным блюдам готовит главные блюда, повар по мясу и птице — мясо и птицу, овощной повар — овощи, а повар-кондитер — кондитерские изделия.

— А кто готовит рыбу? Рыбный повар, наверное? — Лицо Дэниела покрыла испарина, когда проигрыватель застрял на «Укулели-леди» [22] Укулели — «прыгающая блоха» (гавайск.) — миниатюрная четырехструнная гавайская гитара. и Либераче снова и снова повторял «уики-уаки-у».

— Мы не подаем рыбу, — сказал мистер Рильке и гавкнул. Нет, гавкнула Гленда, но как раз в этот момент мистер Рильке распахнул челюсть, что произвело равное впечатление. Гленда снова гавкнула и выронила газету. Она знала несколько слов, «рыба» было одним из них. Дэниел подобрал газету и свою молочную бутылку.

— Я пойду отнесу молоко, — сказал он. Короткое замыкание злосчастной беседы было безжалостно прервано.

— Конечно. А вы пробовали когда-нибудь молоко, скисшее на солнце? — спросил мистер Рильке, побуждая Дэниела вернуться в словесный лабиринт, но Дэниел ничего не ответил.

— Ну, хорошо. Благодарю за беседу. Приятно было с вами побеседовать, — мистер Рильке повернулся и пошел по коридору, бросив через плечо: — Вечером я закину вам какое-нибудь лакомство.

— А если оно ушибется? — не сумел остановить себя Дэниел.

Отступающая фигура остановилась:

— Что? Как это?

Но Дэниел уже захлопнул дверь. Он стремительно прошел на кухню, бросил газету на стол и открыл холодильник. Молоко отправилось внутрь, Глендины обрезки — наружу, и он свистнул ей через заднюю дверь. Они обменялись любезностями на верхней ступеньке, но щенка больше интересовал завтрак. Гленда вечно хотела есть.

Устроив хлеб в тостере, а чайник на плите, Дэниел развернул утреннюю газету. «Западный информатор», сообразно своему названию, — подлое издание, типичная ежедневная провинциальная газета, самодовольный и ограниченный продукт пошлого фанатизма. «Информатор» боролся за смертную казнь за большинство преступлений, стерилизацию за немногие оставшиеся, а также за воинскую повинность и экологическое равновесие. Газета ненавидела гуманистов, либералов, иностранцев, движение за мир и постоянно выдвигала что-то против «козней всемирного правительства». Дэниел не выписывал ее, однако каждое утро она падала на крыльцо и вполне годилась для легкого развлечения. Итак, о каком бесчестии горланила утренняя передовица?

Дэниел надел свои мощные очки, смахнул с газеты следы Глендиных слюней и расправил ее на кухонном столе.

Иисусе Христе! «КЛОУН ИЗДЕВАЕТСЯ НАД НАРОДОМ НА ДНЕ ОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ В „ЗОЛОТОМ ЗАПАДЕ“» — и фотография жестикулирующего в шезлонге Дэниела. Он выхватил из кармана ингалятор и прочел под фотографией столько текста, сколько смог вынести.

«Группа горожан, посетивших вчера День открытых дверей в „Золотом Западе“, была поражена, когда один из преподавателей пригрозил облить их кипящей кислотой, обвинил в мужеложстве и потребовал стерилизации. Малое дитя, Кайли Краац, вечером все еще нуждалась в успокоении после того, как она приблизилась к шезлонгу, в котором развалился Дэниел О'Холиген, и была очень напугана, когда он…»

Дэниел смял газету в шар и запустил им через всю кухню. Ублюдки! Его руки тряслись, пока он наливал кофе и мазал маслом тост. Газетный ком на полу тихо расправлялся. Ублюдки! Кофе обжигал рот, и подтекст публикации мелькал в его сознании. Последняя капля для темных сил «Золотого Запада». Защита чести от грядущих наветов была его первой необходимостью.

Проглотив кусок тоста и запив его кофе, Дэниел сдернул с двери взлетевший пиджак, и минутой позже Могучий Мотор вылетел со двора в направлении «Золотого Запада».

На другом конце города задняя дверь захлопнулась за Ларио Фетцем и его дочерью Уинсом, праздновавшей сегодня свое пятилетие и отправлявшейся в детский сад. Алисон подождала, пока заведется «фольксваген» Ларио, и дала себе двадцать минут на то, чтобы выпить вторую чашку кофе, просмотреть утреннюю газету и не опоздать к девяти часам в контору.

Развернув «Западный информатор», она увидела фотографию, потом заголовок и прочла примерно столько же, сколько и Дэниел, прежде чем со вздохом откинулась на спинку стула. Почему она чувствовала себя вовлеченной, ответственной и даже виновной в поступках того, с кем уже шесть лет не жила? Она знала почему. Не считая их разъезда и того, что они не делили общее ложе, в их отношениях с тех пор, как она ушла к Ларио, мало что изменилось. В последние полгода жизни с Дэниелом эти отношения и оказались отчасти причиной, по которой она от него ушла.

Все это время она и Джиндж виделись по меньшей мере раз в неделю, обедали, ходили в кино и театр, более того, между предметами ее прошлой и нынешней привязанности не возникло никакого напряжения, напротив, Дэниел и Ларио стали друзьями. Но в последнее время и без того нетвердое понимание того, что реально и что доступно, казалось, ускользало от Дэниела вместе с будущим столь любимой им староанглийской литературы. По мере того как угрозы его курсу становились все более согласованными и упорными, его попытки противостоять им ослабевали; скандал с шезлонгом и пятидесятниками указывал на то, что удача совсем от него отвернулась.

Тем не менее Алисон приятно было видеть вчера возрождение прежнего, вспыльчивого Дэниела. Это было лучше, чем его удрученность, и напомнило ей, как она встретила Дэниела в университете — маленького безумца, едва ли не карлика, с выпученными зелеными глазами и клочьями рыжих волос, который во время ланча стоял одетый придворным шутом у входа в столовую и бичевал современность. Он был основателем, президентом и единственным членом университетского Клуба луддитов. Ничто, случившееся с начала XX века, его не устраивало и очень немногое — из предыдущих трех веков. Что бы он ни говорил, все рано или поздно приводило к отрывистым саркастическим перебранкам, зачастую превращавшимся в турнир, а то и в кулачный бой, пока главный его участник не заходился в удушающем астматическом приступе, а остальные не отправлялись на ланч.