Елена Гусарева - Клякса

— Да я и так…

Похороны начались.

Девчонки построились в процессию: Ира с коробкой в руках, рядом Леся, следом Наташа и замыкающей Симкина. Опустив глаза, они чинно вышагивали в направлении своего двора, за которым раскинулся неблагоустроенный парк. Там и находилось голубиное кладбище.

Во дворе компания с коробкой, не сговариваясь, свернула на детскую площадку, пересекла ее и, не задерживаясь, продолжила свой скорбный путь.

Пухлая Рита съехала с горки и побежала к рыжей Свете, которая пекла в песочнице куличики.

— Смотри, — закричала она. — Кляксу хоронить несут!

— Шшшш! — Светка встрепенулась. — Пойдем за ними.

Они догнали компанию с коробкой.

— А вам чего? — бросила Леся малышне. — Кто звал?

— Да пускай, — благосклонно разрешила Ира. — Только чтобы тихо!

Рита и Света закивали и на цыпочках, спотыкаясь, присоединились к процессии. Предосторожности, однако, не помогли. За компанией увязалась пара мальчишек с соседнего двора — Эдька и Макс. Они были частыми гостями.

— Какого у нас забыли? — проворчала Ира. — Идите на свой квартал!

— Парк общий! — отозвались мальчишки. — Где хотим, там и гуляем.

— А ну пошли! — топнула Ира.

Мальчишки засмеялись, но отстали шагов на десять, продолжая преследовать процессию.

В парке пришлось продираться сквозь заросли полыни. Место выбрали не случайно — далеко от тропинок, труднодоступное. К тому же, рукой подать до кустов черемухи, куда обязательно отправлялись полакомиться после похорон.

Симкина зажала нос, но это, как всегда, не спасло. В носу засвербело, и глаза стали красными.

— А ты знаешь, — сказала Наташа подруге, обернувшись, — раньше на похороны приглашали плакальщиц? Они сначала носом шмыгали, потом плакали, потом причитали, стенали…

— Да аллергия у меня! — Симкина опять шмыгнула носом и подтерла его рукавом.

— Вечно она с соплями! — заметила беззлобно Леся. — И кошек ей нельзя, и шоколад. А я вот…

— Заткнись уже! — буркнула Ира. — У нас тут похороны.

Леся замолчала и насупилась.

На голубином кладбище обнаружились два ухоженных холмика с настоящими деревянными крестиками (перевязанные черной тесьмой палочки от мороженого). Могилки были украшены разноцветными осколками стекла, камушками и пробками от «Pepsi». На одной лежала выцветшая искусственная роза.

Наташа подбежала к могилкам первой и поправила покосившиеся крестики.

— Давайте вот тут, — с воодушевлением предложила она.

«Вот больная!» — подумала про себя Симкина.

Наташа и придумала эту странную игру, которая почему-то стала настолько популярной, что захватила несколько соседних дворов. Теперь мертвых птиц искали повсюду.

Подошли мальчишки.

— Давайте мы выкопаем? — предложил Макс.

— Да, не женское это дело, — подтвердил Эдик.

Ира манерно закатила глаза, но совок отдала.

Пока мальчишки копали, Наташа выискивала в полыни веточки тысячелистника и собирала новый букет. Набрав целую охапку бледно-розовых зонтиков, она открыла коробку с дохлым голубем и обложила его цветами.

— А речь? — спросила она.

— Давай ты, — предложила Ира, — у тебя хорошо получается.

Наташа стала на колени перед коробкой, сложила молитвенно руки:

— Упокойся с миром, невинно убиенный. Пускай тебе там, на том свете, будет достаточно зернышек и лапки никогда не мерзнут…

Симкина опять чихнула. Из глаз ее, превратившихся в узкие щелочки, градом катались слезы. Она почти задыхалась.

— …мы будем помнить о тебе и заботиться о твоей могилке, приносить свежих цветов…

Горький запах полыни сдавливал Симкиной грудь. Глаза совсем заплыли. Из носа в рот текли два ручейка.

«Мама опять отругает», — подумала она, — «В прошлый раз пришлось к врачу идти».

Симкиной категорически запрещали выходить в парк. Она и без того постоянно шмыгала носом, но таблетки пила только когда уж совсем невмоготу, вот как сейчас. От таблеток Симкина тупела и хотела спать. Уж лучше с соплями.

Эдик посмотрел на Симкину и скривил рожу.

— Макс, смотри на красавицу. Вы с ней в одном классе учитесь? — спросил он у приятеля.

Макс вздохнул и развел руками.

— Повезло, — хмыкнул Эдик, отдавая тому совок. — Ну, готова яма.

Симкина нахмурилась и отвернулась.

— Все, — прогнусавила она, — мне пора.

— Э, куда? — Ира недовольно уставилась на нее.

Та уже пробиралась сквозь заросли полыни.

— Симкина! — строго позвала Ира.

Она обернулась.

Ира сощурилась и многозначительно закивала.

— Ладно, ладно…

— И че? — бросила Симкина в ответ. Ее трясло толи от аллергии, то ли от злости. — Меня, между прочим, Вера зовут. Усвой! — она отвернулась и пошла дальше.

Ира обвела всю компанию суровым взглядом, сама внутреннее пугаясь той ненависти, что испытывает в этот момент к Симкиной, да и ко всем остальным тоже.

— Вот борзая, — прошипела она. — А мы ей бойкот.

— Это как? — простодушно спросила Леся.

— А вот так. Чтобы никто с ней больше не разговаривал.

— Ого, круто у них тут, — хохотнул Эдик, обращаясь к Максу.

— Ир, да ладно, — примирительно возразила Леся. — У нее ж правда аллергия. Она в мае две недели в больнице лежала. Мы с мамой навещали, апельсинов приносили, а оказалось, ей их тоже нельзя. Врач нас отругал. И неловко получилось, что с пустыми руками.

— Апельсины… — Ира злорадно покачала головой. — Ты ей апельсины, а она тебя шестеркой назвала.

Леся часто заморгала.

— Это когда было? — включилась в разговор Наташа. — Забавно, а я и не помню. Без меня что ли?

— А ты у нас, Наташка, оказывается, «малахольная», «ненормальная», и «с закидонами», а бабка твоя — «ведьма старая, которая всех обманывает».

— Это она точно подметила! — засмеялся Макс.

— А ты че ржёшь? — накинулась на него Ира. — Про тебя она больше всех написала.

— А про меня-то че? — сразу ощетинился Макс. — Я вообще не с вашего квартала.

— Ты у нас «лапочка» и «очень милый», сюсю-мусю. Даже повторять противно.

— Да ладно, че она брешет? — Макс обернулся к Эдику, который с интересом вслушивался в откровения Иры.

— У Максима «бархатные реснички», а еще «он такой добрый»… — продолжала елейным тоном Ира.

— Макс, а че растерялся-то? — прошепелявил Эдик. — Все знают, что вы — парочка.

— Какая, блин, парочка?! — Макс покраснел до ушей и с силой сжал совок, так что костяшки пальцев побелели.

— Ты ее на велике катал, и в бадминтон вы постоянно в паре.

— А ты с Леськой, и че? — возразил Макс.

— Да она на лавке перед твоим подъездом прописалась, — не унимался Эдик. — Вечно там сидит. Я ее даже в дождь из окна видел.

— Да пошли вы все! — вдруг выкрикнул Макс, бросил совок и, разгребая руками заросли полыни, отправился прочь с поля.