Елена Гусарева - Клякса

— В мэрии, бабуль, — поправила Наташа.

— Да какая мэрия, прости господи, — отмахнулась старуха. — Исполком он и есть исполком. Слов понавыдумывали теперь. Так вот, Наташенька, помощь тебе будет, как сиротке. Заживем, внученька. Все под богом ходим. Завтра на кладбище пойду, прополоть там надо. А то как же памятники ставить?

— Бабуль, в прошлом месяце пололи, — Наташа взяла с широкого подоконника тарелку с блинами и поставила на середину стола. Потом открыла холодильник, достала банку с вареньем и наполнила фигурную стеклянную вазочку.

— Как же, а дожди? Ты посмотри, сколько дождей нынче. Все травой заросло. Вон на поле на вашем полыни по пояс.

— Ну да, — Наташа убрала банку в холодильник.

— Ты если не хочешь, не ходи. Я сама управлюсь, посижу там, помолюсь, поговорю с ними, — глаза у бабки вмиг наполнились слезами. Она принялась утираться кончиком платка. — Мне и не тяжело. Да и полоть там немного.

— Да нет, бабуль. Пойдем вместе.

— Ты моя хорошая, — бабка схватила Наташину руку и поцеловала. — Храни тебя господь. Какая же я старая, Наташенька. Господи, господи, дай сил еще пожить, тебя на ноги поставить.

Не успела Леся зайти домой, как ее тут же отправили в магазин за продуктами. Вернулась она совсем разбитая. Тихо прокралась на кухню, а там мать стоит у окна и курит в форточку.

— Мам, — позвала Леся.

Та вздрогнула, смутилась и быстро выкинула сигарету на улицу, даже не затушив.

— А если там внизу кто-нибудь? — Леся сгрузила на стол сумку с продуктами.

— Ты мне что тут устроила? — накинулась на нее мать. — Я тебе коробку брать разрешала? Намусорила, лук весь рассыпала.

Леся села за стол, опустила голову на руки и разрыдалась в голос. Мать тут же подскочила к ней.

— Дочь, ты чего? Что случилось? Тебя кто-то обидел?

— Мама! — выдавила Леся, захлебываясь слезами и кинулась ей на руки. — Какие все злые, мама! — причитала она. — Почему меня никто не любит, ведь я стараюсь…

— Ну как же, доченька, я тебя люблю, — тараторила мать, поглаживая дочь по плечам, целуя ее в щеки, в лоб. — Папа тебя больше жизни любит, он никого так не любит, как тебя.

— Мама, я так соскучилась.

— Я тоже, я тоже, родная, — мать вытерла щеки Леси. — Ты же знаешь, летом самые экспедиции. Хочешь, позвоним ему сейчас? Он рад будет.

— Давай, — Леся подошла к кухонной мойке и умылась.

— Мама, — позвала она, — не кури больше, пожалуйста. И папа не любит…

— Не буду, — пообещала мать.

Симкина сидела на той самой лавке в соседнем дворе и утаптывала каблуком сандалии пыль под ногами. Случайно завалявшаяся в кармане таблетка антигистаминного и ингалятор постепенно помогали. Глаза отпускало, слезы течь перестали и отечность, судя по ощущениям, спадала, хотя в носу все еще хлюпало. Ей бы домой, принять холодный душ и немного поспать, но там мать, которая обязательно догадается, что Вера опять шлялась по полю. А это грозит домашним арестом на неделю, а то и больше, и очередным походом в поликлинику к Палсимычу. Аллерголог, дай волю, посадил бы ее в стерильный пластиковый мешок и держал в изоляции, никогда не выпуская.

«Хотя какая теперь разница?» — размышляла Симкина.

На улице ей делать нечего. Не с малышней же в песочнице куличи стряпать. С Ирой и компанией покончено навсегда. Они и сами не захотят общаться. Ведь она, Симкина, — предатель. Уж Ира расстарается, расскажет во всех подробностях и про дневник, и про запись… Жальче всего ссорится с Лесей, ведь та, на самом деле, славная и очень добрая. Однажды даже подарила Вере свой старый сотовый, когда отец ей новый из командировки привез. А могла бы Ире отдать или хоть Наташке, или вообще никому.

Симкина достала из кармана телефон, покрутила в руках. Наверное, придется вернуть. А она уже музыки накачала…

«Может, еще обойдется?» — подумала Вера, сунула сотовый назад и аккуратно поскребла зудящее веко.

— Ты тут че забыла?

Вера вздрогнула и подняла голову.

— Да я так, — ответила она Максу, который неожиданно появился у подъезда своего дома. — Вот решила посидеть…

Макс пинал бордюр запыленной кедой, кривил пухлые губы и смотрел в сторону.

— Ну че, похоронили? — слишком бодро спросила Вера и тут же сникла, понимая, как нелепо прозвучал вопрос.

— Ага, — буркнул Макс.

Он не уходил, но и на разговоры был явно не настроен сегодня.

— Ну, ладно… — Вера сползла с лавочки и медленно побрела домой.

— Тебе, кстати, бойкот, — крикнул ей вдогонку Макс.

Симкина вернулась. Она серьезно посмотрела на мальчишку. Тот опять принялся сосредоточенно изучать что-то вдалеке.

— Ты теперь тоже со мной не разговариваешь? — спросила Вера.

— А я-то тут причем? — выпалил тот. — Я вообще не с вашего квартала. Меня ваши терки не касаются.

— Удобно, — она сощурила свои и без того заплывшие глаза. — И в школе ты меня стороной обходишь.

— И че?

— А знаешь, ты не притворяйся особенным. Будь, как все, — Вера развернулась и зашагала прочь. — Бойкот, значит бойкот! — крикнула она не оборачиваясь.

Макс сделал неуверенный шаг в сторону Симкиной, но передумал и быстро скрылся в подъезде.

— Рита, а давай тоже кому-нибудь бойкот объявим, — вдруг предложила подруге рыжая Светка.

— А кому? — спросила та и принялась оглядываться.

— Ну, вон хоть Дениске с первого подъезда.

Дениска долбил об стену мяч. Девчонки подошли к нему. Светка толкнула Риту. Та немного потопталась на месте, а потом неуверенно объявила.

— Дениска, мы тебе… бойкот!

— Че? — Денис поймал мяч и подошел к девчонкам. — А это че?

— Мы с тобой не разговариваем, — выпалила Светка.

— А… ну ладно, — флегматично ответил Денис. — А я думал, мы в классики попрыгаем.

— Свет, а давай в классики лучше? — воодушевилась Рита.

Светка строго посмотрела на обоих.

— Хорошо, — согласилась она. — А потом бойкот.

— Ладно! — засмеялись все. — У кого есть мел?