Любовь Деточкина - Книга ароматов. Флакон счастья

Ноты: вишня, миндаль, вишневая косточка, сдобная булочка, инжир, хурма, газировка, персик нектарин, мед, липовый цвет, корица, шоколад, кисломолочный шоколадный коктейль «Чудо», черешня, влажная трава, роза, мята.

Лицо Фриды было погружено в землю, рыжие локоны ровными прядями разложены по грядке, тело в цветастом сарафане возлежало в позе звезды.

– Бог ты мой! – закричала Диана и бросилась к сестре.

Она не успела добежать, как Фрида рывком встала и завыванием глубоко вдохнула воздух.

– Ты что творишь, полоумная? – кричала Диана и размахивала руками.

– Земляные маски, – спокойно ответила Фрида, отряхивая одежду от остатков грунта.

– Так и мажь на лицо землю, зачем ты туда головой вонзилась! – не переставая кричать, продолжила Диана.

– Единение с целым, живые энергии, – объясняла Фрида.

– Ты чуть не задохнулась, дура! – теряя прыть и успокаиваясь, говорила Диана.

– Тебе бы тоже не помешали вибрации земли, они мощные, плавные и успокаивающие, – сказала Фрида.

– Хочешь меня лицом в землю воткнуть?

Фрида задумалась.

– Пожалуй, тебе лучше ступнями, давай-ка закопаем твои ступни, – сказала Фрида и начала снимать с сестры туфли.

– Брысь, безумная! – закричала Диана, отбирая туфлю.

– Не обзывайся, я знаю, что ты меня любишь, а ты знаешь, что я права, снимай туфли, – тихо сказала Фрида.

Диана сняла оставшуюся туфлю.

– Становись, вот сюда, – сказала Фрида, потом потопталась, сняла обувь, сделала в бок два больших шага, – нет, вот сюда тебе лучше.

Они стояли босиком на земле посреди грядок с цветущими хризантемами, в паре метров друг от друга, молчали и улыбались.

– Ты же знаешь, что я не верю в эти вибрации, энергии, – нарушила тишину Диана.

– Им как-то все равно, ты можешь не верить в солнце, но оно будет светить, не верить в дождь, но ему это не помешает литься, так же и с энергией земли, – словно из сна говорила Фрида.

– И сколько мне ими наслаждаться?

– Пока не уснешь.

– Стоя? – засомневалась Диана.

– Представь себя цветком, например, своей любимой хризантемой, твои ноги крепко держатся за землю, она питает тебя, по твоему телу бежит живительный сок, поднимаясь вверх, твое лицо обращено к солнцу, ты плавно колышешься на ветру, солнце мягко согревает всю тебя, – шепотом говорила Фрида, пока не услыхала легкое посвистывание со стороны сестры, та спала.

В нежной вуали сна Диана была подсолнухом, она мягко покачивалась в желтом море и поворачивала свое лицо к солнцу.

Ноты: свежие грибы, сок цветочных стеблей, хризантемы, влажная земля, зеленые ноты, маслянистая трава, мед, подсолнух, незрелые подсолнечные семена.

Годриэль сотворяла кокос. Она представляла его со всех сторон, представляла себя внутри кокоса, плещущуюся в кокосовом молоке. Представляла, что она и есть кокос. От напряжения на лбу появилась морщинка, а потом в руках Годриэль образовался кокосовый орех.

– Кокос! – закричала она на всю лабораторию.

И в тот же миг кокос превратился в шапку белой пены. Послышался смех, но быстро утих, ведь коксом похвастаться было больше некому.

– Материализация – наука, требующая высокой концентрации, – назидательно проговорил профессор, склоняясь над Годриэль.

– Простите, – печально прошептала Годриэль.

– Вот откуда у вас эта пена взялась?

– Я не успела вымыть голову перед занятиями, это шампунь, я все время думаю, о том, что могла бы успеть и вот… – сказала Годриэль, комкая пену.

– Попробуйте цветы, вам всегда удаются цветы, – сказал профессор.

– Какие-то конкретно?

– Белые, раз вы настроены на белое, остальные делают кокос и не отвлекаются, – сказал профессор.

Годриэль вгляделась в остатки пены и из нее вынырнула ветка туберозы, потом еще одна, и через пару минут Годриэль держала большой букет.

– Запах, – тихо напомнил профессор.

Годриэль зажмурилась, вдохнула и замерла. Лаборатория наполнилась ароматом туберозы, где-то на задворках, немного чувствовался шампунь, но вскоре исчез совсем.

Годриэль подарила букет профессору.

– Вы воспитали цветочницу!

– Хоть в чем-то я преуспел, – принимая букет, сказал профессор.

А потом Годриэль жестом фокусника вынула из стеблей туберозы маленький кокосовый орех, ударила им о столешницу кафедры и с наслаждением принюхалась.

– Ты сама нашла свою золотую нить, за которую сможешь легко вытягивать иллюзию в реальность – это запах, – довольно сказал профессор.

Годриэль улыбнулась, и в ее руке появилась пудреница.

– Женщины, – шутливо сказал профессор.

Ноты: кокос, шампунь, трава, тубероза, крем, пудра.

Кожура манго источала умопомрачительный аромат, хотелось впиться в нее зубами, но Мико расправила и без того ровное покрывало на первой в этом году ярко-зеленой траве, взяла походный ножик из корзины и аккуратно, по всем правилам, разделала манго, разложив аппетитные оранжевые кусочки на тарелке. Она поставила ее посередине покрывала.

– Угощайся, – сказала Мико в пустоту.

Пустота приняла приглашение, и вскоре с тарелки исчезло несколько кусочков манго.

Мико взглянула на поблескивающую вдалеке гладь моря. Как же хочется искупаться. Море бы обняло ее, убаюкало в нежных теплых объятьях и унесло прочь все печали. Прикоснуться бы хоть на мгновение босыми ногами, лишь одна набегающая волна и оголившийся мокрый песок с исчезающей на солнце морской пеной. Мико внезапно начала ощущать, что осталась одна. Она покрутила головой. «Хочешь найти невидимое глазами?» – захихикал мерзкий тоненький голосок в голове.

– Подожди, не уходи, у меня есть твои любимые абрикосы! – кричала Мико, роясь в корзинке.

Она нашла большой ароматный абрикос, и ощущение присутствия кого-то вернулось.

Мико выкладывала абрикосы на покрывало, они исчезали, а спустя мгновение на их месте появлялись сухие абрикосовые косточки. Вскоре Мико пристально смотрела на горстку этих косточек. Почему же они сухие, словно лежали на солнце целый день? На этот раз ощущение одиночества и покинутости нарастало плавно, давая смириться с неизбежным. У Мико остался лишь ветер перевалившего за середину дня, который нес аромат недостижимого прибоя, смолистых кривых стволов кедра и пустоты, нарастающей и поглощающей все вокруг. Мико подошла к металлической сетке, отделяющей ее от моря и остального мира, прислонилась к ней лбом, и сетка почти исчезла из поля зрения, так она и стояла до наступления темноты.