Николае Русу - Лия

— Извини меня, Кристиан, я бы с большим удовольствием еще поговорила с тобой, но на работу опаздываю.

— Да-да, я тоже спешу.

— Заходи, если будет время и желание, — пригласила Катя, сделав шаг назад, — вечером около восьми я прихожу с работы, — она смущенно опустила глаза, резко повернулась и побежала вниз по улице.

Я грустно улыбнулся и пошел своей дорогой. По глазам, поведению Кати было видно, что я ей нравлюсь. Может, заглянуть в гости? Но стоит ли это делать? И потом, разве я не разделяю мнение старика Калимаха?

И в тот день, и в последующие два я был охвачен бурной деятельностью. Ночью спал по три-четыре часа. С каждым днем становилось теплее, приближалась весна, дороги подтаивали, а ночью схватывал морозец так, что впору на санях кататься. Поэтому грузовики, перевозившие оборудование, подолгу простаивали, водители страшно ругались, и я изрядно поистрепал нервы, уговаривая их отправиться в путь. Мне пришлось подолгу сражаться с работниками железной дороги, которые всячески затягивали оформление актов на оборудование — то того нет, то печать в сейфе, а ключ у такого-то, а он отдыхает, потому что всю ночь дежурил, то линия занята вагонами, их необходимо срочно разгрузить, то ушел главный диспетчер, а без его разрешения ничего нельзя предпринять и разные другие уловки.

На третий день, когда все акты были в порядке и отправка организована, я, выжатый как лимон, клевал носом на сиденье грузовика, везшего меня домой. Валерий был тоже измучен до предела, глаза его покраснели от бессонницы. Время от времени он останавливался, выходил наружу и два-три раза обегал машину по кругу, энергично размахивая руками, чтобы разогнать сон.

Только в дороге я вспомнил о приглашении Килины и равнодушно улыбнулся — разве до нее мне было? Конечно, я подумывал, что неплохо бы зайти и попрощаться, ведь она — хорошая девушка. К тому же — подруга, точнее, была подругой, Лии… Лия… Как я ни сопротивлялся, мысли упорно уносили меня к ветхим деревянным воротам…

Чувствую, что терпение мое на исходе. Все-таки сдерживаю себя. Жду. Наконец Кристиан поднимает голову и цедит холодным скучным тоном:

— Мне просто нечего рассказывать… Сперва я пошел на работу, взял короткий отпуск, а пока пробыл дома у родителей, Андрей отыскал мне другое место. Там я и работаю по сей день.

— Андрей Пулбере?

— Да, — отвечает Кристиан и прячет взгляд.

Я знаю, что они дружили, но после того, как Андрей женился, Кристиан перестал с ним встречаться. Кто знает, что они там не поделили. Нина, жена Андрея, училась с ними в одной группе… Трое коллег… Тем более, что у Кристиана, как рассказывают соученики, был с ней роман. Кто знает…

Кристиан опять задумывается. В его глазах появляется неестественный блеск, пальцы поглаживают колючую бороду. Какие мысли волнуют его душу? Конечно, в первую очередь — автор этого письма. Много бы я отдал, чтобы увидеть и поговорить с ней… От этого скупца, ясно как божий день, ничего путного не узнаешь… О других вещах он рассказывает много, даже чересчур — во всех подробностях, а теперь… Ну ничего, до двух часов остается не так уж много. Надо сказать, пишет она красиво:

«…А я, мой господин, была царицей переполнившей меня любви. Я страдала, как и тогда, когда открыла моему любимому дверь; но мой любимый ушел, стал невидимым. «Я сходила с ума, когда слышала его голос. Я искала его, но не нашла. Я криком звала его, но он не ответил мне». Помнишь ли ты, о мой господин, эти слова? Они испепелили мою душу, когда я пришла на заре, мой дорогой властелин, и побоялась отпустить тебя. Но я открыла свою тайну, об этом я рассказала тебе сразу после того, как слилась с тобой воедино там, под кипарисами, на покрывале из листьев. А он убежал и изо всех сил пытался меня забыть. В один момент он даже решил жениться. Но, увы, не на той, кто была его Царицей…»

Красиво? Конечно. Понимает ли это Кристиан? Он по-прежнему погружен в раздумья. Мечется его душа. На ком же он думал жениться? Сейчас вспомню… Погоди, погоди… Была одна, блондинка, довольно симпатичная. Кажется, они вместе заходили ко мне… Нет, нет, у меня он не был, мы встретились, кажется, в кино или театре… Постой, как же ее звали?..

…Господи, кто бы до этого мог додуматься?! Только она была способна на такие шутки. Когда несколько дней подряд мне звонили на работу, я вспомнил слова Килины о том, что она часто разговаривает с Лией по телефону, и я сразу же решил, что это ее проделки. Телефон стоял на столе Головастика, и поэтому трубку обычно поднимал он, а затем протягивал ее мне со словами: «Опять какая-то девушка». Мне, однако, никогда не удавалось понять, с кем я разговариваю, — всякий раз, как я подносил трубку к уху, раздавался лишь неразборчивый шепот. В конце концов я сообразил, что кто-то шепотом читал строчку из стихотворения Эминеску:

Иногда раздавались какие-то непонятные звуки, музыка, возбужденные голоса мужчин и женщин, звон стаканов и снова кто-то нашептывал то же стихотворение. Поначалу я решил, что это безвкусная шутка девушек с телеграфа. Они меня знали, поскольку мне часто приходилось по работе обращаться к ним. Однажды опять зазвонил телефон, и Головастик с неизменной фразой протянул мне трубку. Я приготовился к старому фарсу…

— Товарищ Пэнушэ? — раздался приятный голос.

— Да.

— Угадайте, пожалуйста, кто вас беспокоит?

Как раз над этим я напряженно думал в тот момент. Голос, слегка измененный металлическим тембром телефона, казался мне очень знакомым, я его слышал, но где, когда? Мне никак не удавалось вспомнить, поэтому, обозлившись на свое бессилие, я грубо спросил:

— Барышня, я тебя не знаю, поэтому или ты говоришь, что тебе надо, или я вешаю трубку…

— Ох, какой он вспыльчивый! — Послышался смех, и я повесил трубку.

Через несколько секунд вновь раздался звонок. Шеф недовольно протянул мне трубку. Я извинился перед ним и спросил:

— Алло! Кого вам угодно?

— Товарищ Пэнушэ, с вашей стороны некрасиво так грубо обращаться с дамой… Имей в виду, если опять бросишь трубку, я позвоню еще двадцать раз, у меня в сумке двадцать двушек…

— Хорошо. И что же угодно даме… Икс?

— Ты меня по-прежнему не узнаешь?

— Послушай, барышня, это рабочий телефон, каждую минуту нам могут позвонить, даже из Москвы, а ты тут со своими глупостями. Скажи, наконец, что тебя беспокоит, и я дам тебе дельный совет.

Последовала долгая пауза, во время которой слышалось прерывистое дыхание моей собеседницы, затем снова раздался голос:

— Ладно, короче. Ты знаешь газетный киоск у собора?

— Да.

— Я буду ждать тебя в восемь вечера.