Николае Русу - Лия

— Да, тяжелая была тогда служба в армии, — вздохнул Михаил Турку.

— Сейчас все совсем иначе.

— Сейчас встретишь парня, который из армии вернулся и стоишь как дурак посреди дороги: чей же, мол, тополек такой? — сказал Тоадер Верде.

— Но все-таки армия, она и теперь армия, — покачал головой дядя Илие с грустным и задумчивым выражением лица. — Как бы то ни было, но стоишь ты там прямо напротив врага.

— Ну, раз уж об этом речь зашла, расскажу я вам, ребята, историю про пушку, из времен войны. Стояли мы два дня в городке. И так мне водки выпить захотелось, что аж в глотке пересохло. Спустился я в погреб — думаю, найду там какой-нибудь графинчик… Открыл дверь, и у меня ноги отнялись от страха. Сидят шесть здоровенных мужиков и смотрят на меня. Я кричу «хенде хох» и очередь пустил над их головами — так они на полу растянулись, испугались. Сделал им знак, чтобы наружу выходили, — Тоадер Верде показал, что это за знак. — Один попытался смыться, так я в него пять пуль выпустил. Веду я их, сам иду сзади и вдруг вижу — пушка-сорокапятка, покалеченная, но в дело годная. Дал я им знак, чтобы тащили пушку…

— Что-то не едет этот Маркотец с машиной, — перебил его дядя Илие, поднимаясь на ноги.

— Потерпи, брат. Как дядя Тоадер закончит свою историю, так и Пэлэрия с машиной появится, — сказал Матвей Кырпэ.

— Пошли лучше поможем ему убрать те кусты, а то до темноты он один не управится, — распорядился Вынту и, подхватив ведро, решительно зашагал на виноградник.

За ним и мы все поднялись и пошли вверх по склону холма туда, где на террасе оставался десяток неубранных кустов.

Небо было ясное, светло-голубое, только над лесом чернели кружевные тучки. Солнце скатывалось к закату, и бледные его лучи окрашивали воздух в тона спелого абрикоса, приятно ласкали спины, руки, затылки. Широкие виноградные листья свисали со шпалерной проволоки. Они были повсюду — на склоне и в долине, и были расцвечены так, словно какой-то озорник пытался раскрасить их всеми цветами по очереди. Солнечные лучи скапливались на черных с синеватым отливом ягодах, и вся огромная гроздь казалась гирляндой маленьких солнц, звездным ореолом. Я убирал виноград с куста, и в лицо мне ударял мощный аромат — тот самый аромат, который преследует нас всю жизнь — аромат земли, листьев, солнца.

— …Проезжаем мы, значит, через этот город, — Тоадер Верде рассказывал уже другую историю, — и вдруг появляется, бог ее знает откуда, хохлушка, сладкие хлебцы продает. Увидел я эти хлебцы, и у меня в кишках забурчало. Подошел я к ней и спрашиваю, сколько она за свой товар хочет…

— Смотрите, председатель едет, — прервал его Матвей Кырпэ, работавший рядом.

— А что ему еще делать? — улыбнулся Тоадер Верде, и я увидел в уголках его глаз веера мелких морщинок. — Такая уж у него профессия — пришел, увидел, победил, — как говорил на собрании Блындеску.

Я с удивлением отметил, что когда Верде улыбается, он кажется старше своих лет.

Машина остановилась напротив нас, и из нее вылез высокий, темноволосый мужик с довольно-таки резкими чертами лица.

— Бог в помощь! — сказал он, подходя.

— Благодарим, — откликнулся Тоадер Верде.

— Как, еще не все? — удивился председатель. — Когда я здесь утром был, с этого склона вы уже до половины убрали.

— Нет, Николай Андреевич, — Вынту появился из-за куста, с которого убирал. — Мы в час закончили, а теперь машину ждем уже целых два часа.

— Это они все мне помогают, чтобы я до конца дня норму выполнил, — объяснял Тоадер Верде. — Припоздал я малость сегодня…

— Еще минут пять, и мы закончим, — успокоил председателя Петря Брэеску.

— Машина в пути поломалась, потому и запаздывает. Я дал команду другую послать. Так что ждите здесь, скоро будет.

Сказав так, председатель окинул взглядом склон, подсчитал что-то в уме, потом посмотрел на меня, долго изучал мою внешность, стараясь что-то вспомнить…

— Эти люди тебе нравятся? — спросил он меня.

— Нравятся. Когда я пришел сюда, они уже убрали виноград с моих рядков. Как же они могут мне не нравиться?

Петря Брэеску разразился смехом:

— Если так, почему бы тебе не прийти в колхоз работать? Тебя сразу звеньевым поставят… Обновлять нужно кадры, омоложать. Правильно я говорю, Верде?

— Конечно… Кадры нужно обновлять, только не снизу, а сверху, — отозвался Тоадер Верде с серьезным выражением лица, но с хитрым блеском в глазах.

— Что-то я вас не очень-то хорошо понимаю, — пожал председатель плечами.

— А что здесь понимать? — растолковывал Верде. — Этого парня надо сделать звеньевым, Вынту — бригадиром, а бригадира агрономом. А то когда нужно, грамотно квитанцию некому выписать. Хорошо, если бы колхоз послал этого парня учиться, чтобы он не звеньевым вернулся, а агрономом. Вот так я думаю зеленой своей головой.

— Пожалуйста, пусть учится. Только ведь они после того, как выучатся, не больно-то долго греют место в колхозе.

— А тут уж руководители виноваты, — возразил Тоадер Верде. — Вот шесть или семь парней пришли в колхоз с институтскими дипломами, а вы их звеньевыми назначили да бригадирами. Разве сын Брэеску для того институт кончал, чтобы на ферме работать, когда зоотехником там Чокырлану, который только недавно вечернюю десятилетку закончил? Такая работа ребят, конечно, не согреет.

— Вот это-то как раз и хорошо! И желательно, чтобы низшими производственными подразделениями, то есть звеньями и бригадами руководили люди с высшим образованием. К этому идем!

Председатель посмотрел на часы.

Тем временем мы кончили убирать виноград и собрались вокруг председателя.

— Товарищи! — заговорил он. — Надеюсь, что вы здесь урожай не оставите. Дождитесь машины, погрузите виноград и тогда уж поезжайте домой. Завтра утром нужно выйти яблоки убирать, а то на станции на путях вагоны ждут. — Председатель еще раз взглянул на часы и стал спускаться по склону, добавив: — Как время-то идет! Счастливо!

Он подошел к машине, которая пофырчала немного на месте, потом дернулась и, оставляя за собой синеватый дым, быстро побежала по поросшей бурьяном дороге…

Спустились к дороге и мы с полными ведрами и стали нетерпеливо топтаться. Хотелось домой.

По ту сторону моста, на дороге, что ведет из садов, показалась телега, запряженная волом, движущаяся в село. Дядя Илие поднес руки воронкой ко рту и закричал:

— Э-э-эй! Ни-и-икэ!

— Что-о-о?

— Если встретишь на дороге какую-нибудь машину, пусть сразу к нам едет!

Никэ на той стороне моста запихал в кузов телеги охапку листьев, кочаны капусты и намеревался уже уехать.

— Эй, Никэ!

— Что?

— Слышал, что тебе сказали?

— Ага!

Вытянул быка кнутом, телега лениво двинулась, и скрип ее вскоре утих за холмом.