Владимир Максимов - Живая душа

Наталья, с неохотой оторвавшись от своих бумаг (всё-таки отдыхать по-настоящему она никогда не умела), спустилась со второго этажа и стала показывать Виктору как специалисту, изучающему «солнечный ветер», фонарь.

Вместе они и установили его на естественной круглой полянке, перед домом.

Он представлял собой следующую конструкцию: прозрачная полусфера с чёрным пластмассовым ободком по верхней части и такая же черная прочная пластмассовая складная ножка примерно полуметровой высоты, – с четырёхгранным заострением наподобие копья – для втыкания в землю.

Честно говоря, я отнёсся к Натальиной затее вообще и к данному сооружению в частности весьма скептически. Особенно после того, как они с Виктором прочли в инструкции, что «изделие не рекомендуется размещать во влажных местах».

– Что же, в дождь всякий раз его надо будет из земли выдергивать, что ли? – поинтересовался я, невольно слушая их хоровое чтение.

– Погоди, мы ещё не дочитали до конца, – отмахнулась от моего вопроса Наташа и, в свою очередь, поинтересовалась у Нины, что-то готовящей у газовой плиты в углу веранды, нужно ли ей чем-нибудь помочь?

Нина готовила на ужин курицу в чесночном соусе с кабачками и традиционно ответила, что ей лучше не мешать.

– Фонарь автоматически включается в тёмное время суток, – продолжал вполголоса Виктор, – и при выполнении всех предписаний зарядки его батарей должно хватить на десять-двенадцать часов непрерывной работы, при условии… Снова следовал целый ряд указаний о том, что в идеале фонарю для полноценной подзарядки желательны безоблачные солнечные дни, а «заряжающие элементы находящиеся в верхней части под прозрачным куполом полусферы, надо стараться направлять в сторону солнца», – с чувством выполненного долга закончил он чтение брошюры.

«В общем, полный бред, – мысленно отметил я про себя. – Возни с этим фонарём, похоже, гораздо больше, чем проку». Вслух же я произнёс совсем иное:

– Витюша, пошли-ка лучше в баню, думаю, что жара там уже достаточно. А после нас – барышни пусть топают. Надеюсь, что и им пара хватит. А там и ужин с «горилкой» подоспеет. Красота!

Часа через три чистые, раскрасневшиеся после парилки, мы вчетвером сидели на веранде за нашим старинным удобным круглым столом и с аппетитом ели ароматное куриное мясо с овощами, не забывая при этом наполнять рюмки себе – тем, что покрепче, и – стаканчики дамам, тем, что послабже. Тосты при этом произносились затейливые, иногда полушутливые по отношению к кому-нибудь из сидящих за столом, но обязательно весёлые! Женщины на сей раз пили настойку «Рябина на коньяке», а мы – «Охотничью» – сорокапятиградусную, запивая её ещё и прохладным пивом.

Незаметно к окнам веранды, с обратной стороны, подкрались сумерки. И вдруг (это случилось так нежданно) мы увидели, как на поляне, точно большой светлячок, каким-то нереальным, синевато-звёздным светом зажёгся фонарь.

– За это стоит выпить! – воскликнул Виктор, наполняя Натальин и Нинин стаканчики «рябиновкой».

– Да уж! – поддержал его я, наполнив и наши рюмки.

– Ну, за науку! – произнесла тост Наталья, приподняв свой стаканчик.

– Да будет свет! – вставила Нина.

– За «солнечный ветер»! – добавил Виктор.

Мы чокнулись и дружно выпили, неизвестно отчего – от дружеского ли застолья, от баньки ли или от нечаянного света на полянке за окном, – ещё больше развеселившись.

– Ну, что я говорила! – победоносно произнесла Наталья.

Среди ночи я потихоньку, чтоб не разбудить её, встал с постели – попить воды. Приоткрыв шторку окна, увидел, что фонарь не светит. Зато по всему небу блистают мириады звёзд! А на другом берегу Байкала жёлтыми россыпями сверкают огни двух городов: Слюдянки и Байкальска.

«Что и требовалось доказать, – без злорадства, и даже с неким сожалением, подумал я о фонаре, снова забираясь под одеяло. – Да, если бы Наталья занималась не наукой, а, скажем, коммерцией – она бы наверняка из ста начатых ею мероприятий в двухстах, как минимум, (то есть в одном деле по нескольку раз) потерпела б неудачу».

А потом как-то незаметно кончилось лето… Минул сентябрь – в своём чудесном лоскутном наряде, с тёплой солнечной погодой, которая обычно и бывает на Байкале в это время.

Гостей приезжало уже не так много, как летом, когда порою мы не знали, где всех разместить. И потому кому-то из вновь прибывших приходилось ночевать в большой шатровой, голубого цвета, восьмиместной палатке, поставленной на всякий случай всё на той же полянке. Невдалеке от выложенного, по кругу, плоскими природными камнями очага, в углях которого мы частенько пекли вечерами картошку, сидя рядом с огнём на раскладных стульчиках или готовили мясо. В нескольких шагах от очага стоял теперь на своей единственной ноге, как оловянный солдатик из сказки Андерсена, ещё и фонарь, к существованию которого все быстро привыкли и которого почти уже не замечали…

И когда я как-то пасмурным и серым днём убирал из очага в ведро весь пепел нынешнего лета, вспомнив, как весело и многолюдно бывало здесь ещё совсем недавно – сколько смеха звучало у костра и вокруг него, – мне стало вдруг так нестерпимо грустно. И от того, что всё уже прошло, и от того, что я теперь здесь был совсем один, наверное, именно тогда и пришла мне в голову мысль написать рассказ об одиночестве… Продолжая складывать пепел уже во второе ведро, я вспоминал людей, сидевших здесь, у живого огня, и вечерами и днём…

Припомнился приезд из Японии на несколько дней профессора Вада-сана с сыном.

Журналист из Варшавы, с переводчицей, приезжал уже в конце сентября… На даче я уже остался один, подчищая какие-то свои «летние хвосты». Янек взял у меня интервью и для польского радио, и для какой-то газеты прямо у костра, записывая на диктофон заодно и неспешное приятное потрескивание горящих поленьев и своеобразный шум пламени – то погуживающего от низового прохладного осеннего ветра, то умолкающего на какие-то мгновения.

Жаль, что он не мог зафиксировать на свой миниатюрный диктофон ещё и какую-то мягкую темноту, сгустившуюся вокруг костра, и шатёр звёздного неба с таинственно мерцающими огромными звёздами, усеявшими всё вокруг и словно обнимающего и нас, и наш одинокий костерок.

Высыпав в компостную яму в дальнем углу немаленького нашего участка золу, я подумал: не убрать ли мне заодно и фонарь? Но потом отчего-то раздумал. А может, просто забыл, занявшись дровами, которые перетаскивал из подсобного помещения под домом в ларь на веранде, будто предчувствуя, что вот-вот нагрянет непогода и на улицу без особой надобности выходить не захочется.

Предчувствие меня не обмануло. Уже на следующий день зарядил нудный дождь, смыв оставшиеся в низинках «лоскутки» снега. К тому же дождь сопровождался ещё и холодным ветром, который иногда пробрасывал пригоршнями нового снега.