Владимир Топилин - Слезы Чёрной речки

— А у меня есть целых восемь гильз от винтовки. Я ими в солдатиков играю. Если хочешь, я тебе отдам четыре штуки...

К дому Наташки они подходили вместе, как старые друзья. Простота и чистота детских душ делает чудодейственные, подчас недоступные для взрослых дела. В таком возрасте легко завязываются крепкие, чистосердечные отношения, которые могут длиться всю жизнь.

Но как можно Наташке пройти мимо неторопливо вышагивающей по поселковой улице хорошо знакомой нам Татьяны — надменной и гордой? Их отношения все более ужесточались, обострялись и грозили Наташке плачевным исходом. Но, несмотря на это, несмышленая девочка продолжала травить Татьяну, выставляя напоказ ее дурные стороны.

Наташка язвительно улыбнулась и, хитро посмотрев на Кольку, быстро затараторила:

Наша Танька — драная кошка на колу,

Упала мордой в сажу и золу.

От радости смеется и хохочет.

Но рожу мыть водой никак не хочет!

С этими словами она на короткое время остановилась, ожидая эффекта в глазах Кольки. Колька был доволен. Тогда Наташка хотела добавить еще несколько слов, но не успела.

Ухватив девочку за косу, Татьяна принялась шлепать Наташку. Колька бросился на защиту. Сильно размахнувшись ногой, он пнул Татьяну по ее бугристым формам. Этого было достаточно, чтобы она отпустила Наташку.

— Ах ты, щенок! — зло зашипела она и потянула руки к Кольке.

Колька резво отпрыгнул назад и вслед за подружкой бросился бежать по улице.

Убедившись, что ей не догнать детвору, взбешенная Татьяна подняла с земли Варьку, выпавшую из рук Наташки, злорадно усмехнувшись, разорвала игрушку на несколько частей и бросила в сторону опешивших детей.

Наташка заплакала. Колька стал собирать тряпичные руки и ноги. Татьяна пошла прочь.

— У-у-у, змеюка! — грозился Колька. — Не плачь, Наташка. Пришьем мы и голову, и руки, и ноги. И будет такая, как и была. Она ее больше не порвет, потому что я тебя буду всегда защищать...

Наташка перестала плакать, шумно вздохнула и, посмотрев на Кольку, улыбнулась. Она не могла что-либо сказать ему в ответ, так как не знала слов признательности. Но взгляд девочки говорил о многом: об искренней благодарности, о настоящей преданности, о чистой, светлой дружбе и еще о многом другом, что только может сопутствовать этой дружбе в счастливом, безмятежном детстве.

Вечернее солнце скрылось за неоглядными макушками высоких гор. Вытянувшиеся тени принесли за собой прохладу, неторопливо поплывшую по глубокому балахтисонскому ущелью навстречу каравану. С каждым поворотом конской тропы, копировавшей изгибы прорезанного водой лога, ход становился труднее и сложнее. Болотистые мочажины топили лошадей по колено, каменистые отмели сбивали натруженные ноги уставших животных. Отвесные скалы-прижимы заставляли переходить караван с одного берега на другой, и на это тратилось драгоценное время.

Немногочисленные притоки-ручейки, несущие свою силу в Балахтисон, говорили об окончании тяжелого пути — река с каждым километром становилась все уже. До устья Павловки оставалось небольшое расстояние.

Наконец Марат закрутил головой, зашевелил ушами, с шумом вдохнул встречный воздух. Предупреждая Андрея о приближении к жилью человека, животное всхрапнуло и прибавило шаг.

Андрей почувствовал запах дыма, с облегчением выдохнул:

— Наконец-то пришли!

Как всегда, первыми караван приветствовали собаки. Предупреждая хозяев о приближении людей, они с лаем бросились к ногам лошадей, но, услышав знакомое приветствие, радостно закрутили крючковатыми хвостами.

Из приземистых землянок показались испуганные лица старателей. Узнав парней, золотари заулыбались, выскочили навстречу каравану, расспрашивая на ходу о чибижекских новостях.

Не останавливаясь, Андрей подъехал к большому бревенчатому складу и у коновязи спешился.

Их уже ждал управляющий прииском. В отличие от старателей, он был одет в более чистый, не испачканный землей, но заношенный до дыр пиджак, модное красноармейское галифе, сморщенные в гармошку яловые сапоги и видавшую Колчака, измятую в блин фуражку с алой звездочкой над козырьком.

— Почему так долго? Вон Сашка Могильников с поручными уже час как пришли. А вы где шлялись? — спросил он, помогая Андрею снимать с лошадей груз.

— У Вербы подкова отпала. Пришлось на ходу ковать, — не поднимая головы, соврал Андрей и понес вьюк с продуктами на весы.

— Ба! Леха! А это что у тебя под глазом? Никак, кто титьку подсадил? — воскликнул управляющий, приветствуя подъехавшего Леху.

— Сучком по глазу хлопнуло... — хмуро ответил

Алексей, грузно свалившись с лошади.

— Ну-ну... То я и смотрю, у аньжинеров тоже рожи синие. Никак, в дороге дрались? — настаивал управ и внимательно посмотрел на Андрея. — Андрюха! И у тебя не ухо, а пельмень! Тебе тоже сучком досталось?

— Нет. Меня слепец, зараза, хватанул. Жало, как у осы! До сих пор мозги кипят, — сказал Андрей и, переводя разговор на другую тему, поспешно спросил: — Продукты будешь принимать по описи или поверишь на слово?

— Конечно, по описи. Порядок есть порядок. Сейчас Михалыча кликну, и будем груз взвешивать, — сказал управляющий и закричал громким, пугающим эхо голосом: — Михалыч! Ходи сюда! Товар из Чибижека прибыл!

На его клич из землянки выглянул низкорослый бородатый мужик — приисковый завхоз, посмотрел на обоз оценивающим взглядом и тут же поспешил к складу.

Разгружать продукты вызвалось сразу несколько старателей. Золотари знали, что помимо продуктов привозит караван, они проворно сняли с лошадей тяжелый груз и, весело подталкивая друг друга явно нелитературными репликами, перетащили увесистые поняги к весам.

Михалыч неторопливо, выдерживая марку, тщательно взвешивал и записывал в накладную вес и количество привезенных продуктов. В ожидании своей минуты старатели терпеливо топтались неподалеку, пока наконец-то Михалыч не соизволил произнести радостную для людей тайги фразу:

— Спирт привез?

— Да, — сухо ответил Андрей и, улыбнувшись заволновавшимся старателям, добавил: — Двадцать литров.

Старатели наперебой заговорили:

— Михалыч! Кузьмич! Выдели горло помочить! Уж две недели всухаря сидим! У Гришки Сохатого вчера был день ангела! Отметить надо!

— У вас каждый день у кого-нибудь что-нибудь да случается. Вам хоть каждый час наливай по стакану — и будет праздник! — с напускной строгостью противился управляющий. Однако его капризы длились недолго: по лицу было видно, что он и сам не прочь поправить здоровье. Потоптавшись на месте около минуты, он расцвел в довольной улыбке и коротко взмахнул рукой:

— На всех пять литров!

Истосковавшиеся по людям, уставшие от тяжелой работы мужики закричали, засвистели на всю тайгу: