Владимир Топилин - Слезы Чёрной речки

Как и у всякого таежного люда, бродяги-сибиряка, на его ногах были искусно выдубленные в ольховой коре, просмоленные в швах кедровой смолой с небольшим добавлением дегтя сохатиные бродни. Плотные холщовые штаны и походная куртка наглухо оберегали от беспощадных кровососущих насекомых. На голове серо-грязная, прикрывающая шею и уши тряпка, чем-то напоминающая женский платок. За спиной — длинная берестяная торба. Для «гашения» звуков от ударов и веток бока торбы были обшиты маральей шкурой, что говорило о прямом отношении человека к охоте за таежным зверем. Плотная крышка исключала всяческое попадание какой-либо влаги внутрь емкости. Позади торбы — хитроумно подвязанный топор. В руках бродяга держал легкий таниновый посох. Все. Ничего лишнего и необычного. Так ходили по тайге десятки, сотни людей, видно, в этих краях мужик был не новичком. Из личного оружия на поясе бродяги болтался коротенький охотничий нож. Отсутствие ружья говорило о том, что с условиями отношений между чужими людьми, когда человек человеку только враг, пришелец ознакомлен не понаслышке. Конечно же ружье у бродяги могло быть, но он мог его спрятать под колодину задолго до подхода к стану с незнакомыми людьми. Одно из правил тайги гласит: «Не хвались силой своей!» И с этим правилом, похоже, незнакомец был знаком.

— Мир тебе, человек тайги! Добро у костра погреться? — остановившись неподалеку, проговорил бродяга приветливым голосом и, улыбнувшись белозубой улыбкой, посмотрел на Андрея.

— Здравствуй, мил человек. Присаживайся, огня не жалко. Сейчас чай закипит! — в тон ему ответил юноша, с интересом рассматривая незнакомца.

— Чай — это хорошо! Душу согреешь — жить легче! — обрадовался мужик и, сняв с уставших плеч торбу, присел напротив Андрея, с другой стороны костра.

Выдерживая необходимую, уважительную паузу, незнакомец некоторое время молчал. Но когда наступила минута для знакомства, он внимательно посмотрел на наплывавшие, заволакивающие небо тучи и незначительной фразой первым начал необходимый, разряжающий обстановку разговор:

— Однако сейчас будет гроза. Придется под елкой прятаться.

— Не сахарные, не растаем! — ответил Андрей и спросил: — Кружка есть?

— А как же! — радостно ответил бродяга и, проворно открыв свою торбу, достал легкую берестяную кружку, большой кусок вяленой маралятины и пару горстей поджаренных в русской печи сухарей.

Андрей в свою очередь тоже развязал котомку, выставляя к трапезе сахар, чай, соль, огурцы, пышные лепешки, сало и еще много того, что собрала ему в тайгу матушка. Искоса поглядывая на незнакомца, он отметил, каким взглядом мужик смотрел на свежие домашние яства, и про себя подумал, что бродяга «ломает тайгу» давно.

В котелке закипела вода. Андрей протянул руку и хотел снять с тагана кипяток, но мужик торопливо остановил его:

— Подожди! Не возражаешь, если я брошу корешок?

— Корешок? Что же, это дело хорошее, — согласился юноша и, приняв из его рук горстку высушенного маральего корня, бросил его в кипящую воду.

— Пусть душа сил набирается. Завтра по тайге будет легче бегать, — с улыбкой пояснил незнакомец.

— А как звать-величать тебя, молодой человек?

— Андреем, — коротко ответил юноша и протянул руку для знакомства.

— О-о-о! — довольно протянул мужик. — Чисто русское имя. А меня зовут Иваном

Андрей пожал цепкую руку бродяги и посмотрел ему в глаза. На расстоянии вытянутой руки глаза дядьки Ивана выглядели совершенно по-другому. Он поразился чистоте, ясности, спокойствию и уверенности голубого взора. Еще Андрей отметил, что мужик был намного старше годами, чем это казалось на первый взгляд. Об этом говорили многочисленные морщинки, частой сетью изрезавшие лицо.

— А как вас называть по отчеству? — поспешил спросить Андрей. По всей вероятности, уважительное отношение доставило удовольствие Ивану.

Он улыбнулся, но, видимо, не желая чинить границы при общении, ответил просто и без всяких колебаний:

— Да какое там отчество! Зови просто — дядька Иван!

— Добро, дядька Иван, — понятливо улыбнулся Андрей и с каким-то душевным спокойствием, возможно, передавшимся через крепкое рукопожатие, добавил:

— Ну, так что, дядя Ваня, чай пить будем? Угощайтесь, чем Бог послал. Наверное, проголодался за день. Сколько косогоров отмахал?

— Да как же их сосчитать, косогоры-то? В тайге верстовых столбов нет! — задумчиво произнес мужик и, как бы спохватившись, заторопился. — Хватит кипятить воду. С паром все соки улетят — вода останется. А воды можно и из речки напиться!

Расколовшееся надвое небо полыхало ослепительной вспышкой. Вслед за молнией заломившейся сушиной треснул хлесткий выстрел летнего грома. Набежавший теплый ветерок, пробуя свою силу, легко закачал ветви хвойных деревьев.

Увеличивая свою неуместную злость, он с яростной мощью набросился на крутосклонные горы. Угрюмый мир тайги зашумел, застонал под натиском бешеной силы. Раскачиваясь из стороны в сторону, заскрипели, затрещали черные стволы деревьев. Захрустели спичками отжившие свой век мертвые сушины. Колкими иглами закружились в бешеном танце желтокрасные хвоинки. От резких порывов метнувшегося против течения ветра на поверхности реки затрепетали противоборствующие волны, будто Балахтисон повернул свои воды вспять. От ослепительнобелых вспышек почернел, нахмурился окружающий мир, навевая мысль об окончании света.

Через минуту с запада послышался глухой неясный шум. Он быстро нарастал, напоминая стремительное приближение прорвавшейся сквозь затор расколовшихся льдин весенней паводковой воды, от которой нет спасения ни зверью, ни человеку. Первые крупные капли то тут, то там застукали по земле. Затем как из ведра на тайгу обрушился обильный и на удивление теплый дождь. Он споро зашлепал по благоухающей траве, зашуршал по трепещущим от ветра листьям, забулькал горохом по реке. Балахтисон закипел большими пузырями.

— А ты посмотри, парень, — довольно осмотрев нависшие над костром и людьми разлапистые ветки огромной ели, отлично защищающие стан от стихии, сказал дядька Иван. — Здесь нас не намочит до самого утра! Можно смело ночевать. Ты здесь случайно развел костер или знал, что будет гроза?

— Почему случайно? Еще с вечера гнус заедал. Слепому понятно, что будет дождь, — ответил Андрей, разливая по кружкам чай.

В темноте послышалось шумное пыхтение, треск ломаемых сучьев и тяжелая, торопливая поступь Лехи. Несколько смачных фраз, и вот из-за ближайших зарослей тальника появилась фигура до нитки промокшего рыболова. Он осторожно приставил гибкое удилище к стволу покачивающегося кедра, удивленно, но молча посмотрел на незнакомца, присел рядом.