Владимир Топилин - Слезы Чёрной речки

Зверь просто сидел и смотрел «концерт», который показывала Верба.

От настойчивых и резких усилий лошади коновязь лопнула в перехвате, как конский волос от резкого рывка старого тайменя. Верба наконец почувствовала себя полностью свободной. В восторге она высоко подпрыгнула вверх, расправила изогнутую коромыслом спину, взбила гриву, подняла хвост и, с места взяв в карьер, стремительно поскакала вниз по реке. Дорогу домой кобыла знала прекрасно.

Медведь не побежал за ней. Теперь хозяина тайги интересовали другие вещи. Объемистая торба валялась неподалеку в кустах. Торба пахла очень вкусно, но в ней ничего не было. Похлопал лапой — звучит плохо. Зверь разорвал торбу на несколько частей.

Содержимое второй берестяной торбы обрадовало больше. Когтистые лапы разорвали на две половинки емкость с трехдневными запасами провианта парней. Сухари, крупы, сало, сахар и прочие продукты переместились в медвежий желудок. Особенно понравился сахар.

В поисках белого лакомства он разорвал на кусочки большой лохматый мешок, спальник Андрея.

После сладкого медведю захотелось пить. Он неторопливо засеменил к воде, увидел несколько пойманных и выкинутых на берег хариусов. Медведь был бесконечно благодарен щедрому рыболову.

В предчувствии очередного угощения сообразительный хозяин тайги последовал за ушедшим человеком вверх по реке. Инстинкт не обманул, и он наткнулся на очередную кучку хариусов. Съев и эту порцию рыбы, быстро понял суть процесса. Он просто шел на уважительном расстоянии от человека и ел Лехиных хариусов.

Однако в любом деле всему наступает конец. Медведь насытился, стал забавляться, шалить. Он подкидывал рыбу вверх, отбивал лапой, рвал на мелкие кусочки, закидывал в кусты. В один момент совершенно случайно хариус упал в реку, полетели брызги. Эта забава так понравилась зверю, что он выкинул в реку всю рыбу и приблизился к Лехе на расстояние брошенного камня. Спрятавшись в кустах, он внимательно наблюдал за Лехой в ожидании очередной серебристой рыбины. Если же человек по какой-то причине долго не вытаскивал из воды хариуса, медведь начинал нервничать, сердито растягивал тонкие губы и, как бы подгоняя своего «кормильца», фыркая.

Медведю надоело лежать. Зверь медленно, осторожно, но в то же время миролюбиво подошел к рыболову и остановился на камне в каких-то трех-четырех шагах. Леха его не заметил, в азарте продолжая закидывать со свистом режущую воздух мушку. Медведь удивился интригующему звуку. Он пытался рассмотреть своими подслеповатыми глазками пространство вокруг себя, выискивая незнакомую муху, но, когда это не удалось, встал на задние лапы, в дыбы. С необычайным проворством и по-детски шаловливо стал размахивать лапами. Он пытался поймать ловкое насекомое, пищавшее то справа, то слева от его косматой головы. На помощь лапам пришла оскаленная пасть. Медведь удивительно ловко хапал воздух ртом до тех пор, пока все его старания не увенчались успехом.

Леха поймал мушкой чувствительный нос медведя.

«Опять за куст зацепился!» — с негодованием на самого себя подумал Леха и посмотрел назад...

В первое мгновение незадачливый рыболов ничего не понял. Он принял зверя за большой обгоревший пень. Однако этот пень двигался. Заострившийся взгляд кровавых глаз был сведен в одну точку, на собственный нос. Длинный, змеевидный язык безуспешно пытался слизнуть с носа осу, вонзившую в плоть жгучее жало.

Парень остолбенел. А медведь свирепел. Наверное, он понял, что виновником боли являлся человек. Но практичный Леха был бит не единожды. Не умея плавать, он бросился на противоположный берег, отметив, что в этом месте Балахтисон не слишком глубок. Выбравшись и собравшись с силами, приготовился к стремительному бегу от страшного места, но что-то удерживало его. Леха не сразу понял, что же явилось причиной остановки, но когда посмотрел на руки, то увидел удочку. Орудие улова изогнулось в дугу, леска натянулась струной.

Вместо того чтобы бросить снасть, Леха заученно потянул удочку на себя, какими-то не своими, чужими руками чувствуя всю силу и мощь пойманной добычи. По вполне понятным причинам хозяин тайги впервые в своей жизни «сидел на крючке». Необычные ощущения и тянущая боль в носу сделали зверя покорным и покладистым. Он несколько раз дернулся из стороны в сторону, попятился назад, но, почувствовав себя подвластным, к необычайному удивлению Лехи, присмирел, утих и уселся на задницу.

А отчаянный рыболов продолжал тянуть удилище, не давая себе никакого отчета в действиях. Леха старался не давать слабины, держал медведя накоротке и медленно тянул изогнутое удилище на себя, стараясь перетянуть зверя на противоположный берег. Медведь подавался телом на какие-то полметра вперед и начинал отваливаться назад. Завязалась напряженная борьба. Неизвестно, сколько еще это могло продолжаться и чем закончилось, если бы не возвращавшиеся дядька Иван и Андрей.

Они вынырнули из глубокой чащи на край полянки и стали удивленно смотреть на спектакль, на его героев, соображая, что же такое происходит между человеком и зверем.

Как только ситуация прояснилась, Андрей двоекратно клацнул затвором карабина и, вскинув его к пледа, прицелился медведю в шею. Дядька Иван, быстро оценив обстановку, остановил Андрея:

— Стой! Не стреляй! Обронишь — зверь сразу навалится на Леху!

Парень послушно опустил ствол и вопросительно посмотрел на старожила:

— А что делать?

Вместо ответа дядька Иван поднес ко рту сложенные лодочкой руки и громко, резко рявкнул.

От неожиданности и испуга герои представления резко дернулись друг от друга. Леска лопнула. Оба тут же бросились в разные стороны: медведь метнулся в чащу, Леха рванул вверх по реке, мимо смеявшихся спасителей. Парень бежал гораздо быстрее Вербы. Остановить его стремительное передвижение удалось только огромному, двухсотлетнему кедру. Леха не мог его обрулить и подцепил на «рога» с такой силой, что с макушки таежного великана посыпались недозревшие сливовые шишки...

Колючая свежесть раннего утра бодряще действовала на спешивших охотников. Еще десять минут назад меланхоличное, сонное состояние владело Лехой и Андреем, тормозило шаг. А сейчас, через каких-то пару сотен метров, молодые тела наполнились силой и энергией, учащенней забилось сердце.

Подчеркивая неоспоримое старшинство, дядька Иван шел впереди. Прокладывая дорогу, он предусмотрительно обивал посохом росу и торил путь. Его размеренный, неторопливый шаг был тверд и скор. Андрей едва успевал за ним, а Леха, как ни торопился, стал быстро отставать:

— Куда нас черт несет в такую рань? Даже солнца не видно. Да и комары жрут, нет никакого терпения...