Филипп Клодель - Собачий архипелаг

– Мне пришлось кое с кем встретиться.

– Знаю, – мгновенно отреагировал Учитель. – С полицейским. Точнее, с Комиссаром, приехавшим сегодня утром.

– Кто вам сказал?

Мэр был ошарашен. Ему даже не хватило сил расстроиться.

– Да все знают. Здесь же все всё узнают, и притом очень быстро. Да и мне ли вам об этом говорить.

Секретарша. Конечно, она. Больше некому. Скумбрия крашеная! Ну, в понедельник ты у меня попляшешь!

– Но вот чего никто не знает – зачем он сюда приехал. Предполагают, что из-за проекта талассоцентра. Но я ни капельки в это не верю. Лично я убежден, что его присутствие здесь связано с тем, что произошло на пляже, и с тем, что мы сделали потом.

Учитель раньше не говорил с Мэром таким уверенным тоном. Ни во время тайного собрания в зале заседаний в тот день, когда были обнаружены тела, ни позже, на рыбацком складе. Казалось, его робость слишком быстро вытянувшегося подростка, которому пока не по себе в его новом теле, бесследно исчезла. Он выглядел воодушевленным, на его лице отражалась решимость и, пожалуй, даже дерзость. Крепко прижимая к себе конверт, он словно черпал в нем силы.

– Здесь изложены выводы, к которым я пришел в результате моих опытов. Они неутешительны. Все последние дни я посвятил изучению течений, которые вы, не сомневаюсь, знаете куда лучше, чем я. Но, вооруженный упорством, документами и картами, полагаю, я тоже стал компетентным в этой области.

Учитель замолчал, ожидая реакции Мэра, но тот старался выровнять дыхание и сдержать данное себе обещание не раздражаться. Он кивком дал понять собеседнику, что готов к продолжению диалога.

– Я разбросал манекены, вес которых соответствует человеческому, в различных точках маршрута контрабандистов, как их здесь называют, однако считаю недопустимым употреблять это слово, говоря о выродках, торгующих людьми. Ни один из манекенов не вынесло на пляж. Ни один, вы слышите, господин Мэр? Впрочем, только три манекена и были обнаружены. На материке. Со мной связались, чтобы предупредить. Остальных, вероятно, унесло в открытое море. Но сегодня один манекен прибило к острову. Тот, что я выбросил в прошлое воскресенье, вдали от обычного маршрута контрабандистов. Если точнее, то возле Собачьей Слюны. Что скажете? Кто еще мог плавать в опасных водах, если не тот, кому прекрасно известны наши места? Не значит ли, что этот «кто-то» – здешний житель, господин Мэр?

На Собачьем архипелаге Слюной называли большое скопление подводных камней, едва видневшихся из воды, словно это были обратившиеся в торчащие скалы слюни, вылетевшие из пасти животного. На картах их не обозначали, если не считать пометки, что данное место опасно для навигации, поскольку самая большая «скала» была не больше корня оливкового дерева. Рыбаки острова знали об этих камнях и старались избегать Собачьей Слюны, но все же иногда, правда, с большой осторожностью, подходили к ней довольно близко: рыбы и лангустов там было пруд пруди.

Мэр почувствовал, что земля уходит из-под ног. Словно чья-то искусная рука ловко рассекла ему вену, так что он даже не заметил, а когда почувствовал головокружение, крови вышло столько, что было уже поздно.

Ну и что сказать этому блаженному? Что ответить или предложить? Верна ли гипотеза, нет ли, Мэр понимал: если Учитель ее обнародует, это не только будет иметь губительные последствия для спокойствия на острове, но и уничтожит проект талассоцентра, ведь инвесторы не останутся равнодушными к такой жуткой рекламе. Люди, готовые вкладывать значительные средства в реализацию комплекса, превыше всего ценили тень и конфиденциальность. Впрочем, Мэр имел дело только с адвокатами, а не с самими денежными мешками, однако он прекрасно знал, кто скрывался за затейливым лесом сокращений и аббревиатур компаний и что таилось за любезными улыбками адвокатов. Эти люди терпеть не могли всякого рода осложнений, непредвиденных обстоятельств, журналистов, судебных разбирательств. Единственное, что их интересовало, – это возможность отмыть их капиталы, происхождение которых едва ли можно было отследить.

Не дай бог одержимость Учителя и его безумное желание во что бы то ни стало предать гласности – правду или пустые измышления – объединятся с бешеной жестокостью Комиссара, в которой он почти не сомневался, и его намерением довести свою миссию до конца. Вот тогда, размышлял Мэр, остров будет окончательно погребен под символической лавой нового вулкана, куда более действенного, чем их дремлющий Бро.

– Море не поддается расчетам, оно от них ускользает, господин Учитель, – вновь заговорил Мэр, для начала мягко и доброжелательно. – Ваше стремление к научному познанию похвально, но нам, тем, кто здесь родился, представителям многих поколений женщин и особенно мужчин, для которых морская стихия тысячелетиями была подругой – то любезной, то гневливой, – известно: море непредсказуемо, непостижимо, иррационально и загадочно.

Учитель обошелся без замечаний. Он ждал продолжения.

– Возможно, вы правы, а возможно, и нет. Не буду утверждать ни первого, ни второго, мне хватает здравого смысла, чтобы понять: ничего нельзя знать наверняка, когда дело касается моря. Если вы бросите еще один манекен в том же самом месте, просто в другой момент и в другое время года, вполне вероятно, он отыщется где-нибудь в Аргентине или Греции. Лично я уверен, что изыскания, отнявшие у вас много времени и, полагаю, денег, ничего не доказывают. Но даже если ваша гипотеза и верна, о чем, собственно, она говорит? Какова ваша цель?

Учитель ответил не сразу. Не хотел ли он придать особый вес своим словам? Или потому, что знал – потом поздно будет идти на попятный, и оттого никак не мог решиться. В кабинете Мэра стояла мертвая тишина, иногда нарушаемая жужжанием огромной мухи с зеленоватым отливом, крутившейся по спирали в рюмке Комиссара. Там, на дне, оставался клейкий след от анисовки, в который она, очевидно, собиралась с наслаждением погрузить хоботок.

– Единственное, на чем я настаиваю, и мои опыты служат тому доказательством: люди, тела которых мы уничтожили, – вопреки моему возражению, напоминаю, – оказались в воде возле Собачьей Слюны . Упали они или их сбросили? Вы прекрасно знаете, что никто из чужаков не рискнет подойти к Собачьей Слюне. На всех картах она обозначена как зона высокого уровня опасности. Никто, кроме местных рыбаков, отлично знающих это место и умеющих обходить его ловушки.

Мэр ладонями оперся о стол. Он не двигался. Не дышал. Не сводил глаз с Учителя. Тот впервые за все время твердо выдержал этот взгляд и, напротив, дышал полной грудью. Они словно сошлись в молчаливой дуэли, хотя и без оружия, которая неминуемо должна была завершиться смертью одного из противников.