Филипп Клодель - Собачий архипелаг

Ну не странно ли, что в тот же вечер Комиссар пришел домой к Доктору. Тот недавно вернулся и тут услышал, как в дверь постучали. Он никак не ожидал этого визита. Но, конечно, впустил полицейского, спросив, чему обязан его посещением. Почему он пришел именно к нему, а не к Мэру, который обычно был его собеседником.

– Да почему я должен объяснять причину? Я здесь, и этого довольно. Мне нужен был кто-то, кто смог бы меня выслушать. Тот, кто сможет передать другим то, что я сейчас скажу. Ваш Мэр уж слишком нервный. Его частенько заносит неизвестно куда, и он замыкается в своем придуманном мирке, да зачем я вам это говорю, вы и так все прекрасно знаете. Я получил удовольствие, немного подразнив его и напугав, но мне быстро это надоело. Я люблю играть с людьми, как кошка с мышкой, но не слишком долго. И потом, у меня были опасения, что он не сможет осознать истинного масштаба того, о чем я ему сообщу. Мы что, так и будем до скончания века стоять в прихожей? Не забывайте, сегодня выдался тяжелый день.

Доктор показал рукой на дверь кабинета, которая оставалась открытой. Комиссар вошел и сразу рухнул в кресло.

– Порой я кажусь не слишком серьезным, но дело, которое привело меня на ваш остров, крайне серьезно. Пославшие меня сюда не любят шутить. Они вообще много чего не любят помимо шуток, а любят только отлично выполненную работу. И вот так уж получилось, что кто-то здесь решил встать им поперек дороги, помешать их работе, осложнить ее, а то и попросту отобрать. Но я скоро все вам объясню. Я давно к вам присматриваюсь, и вы мне кажетесь взвешенным, спокойным человеком. И далеко не идиотом, хотя у вас руки в дерьме, как и у других. Вы, как и все они, самый заурядный мерзавец. Да я вас не сужу. Я точно такой же мерзавец. И возможно, даже похуже. Вы просто овца по сравнению со мной, но овца все же паршивая. Вам что, плохо? Почему вы все время подносите к носу платок?

Комиссар будто вовсе не замечал отвратительного запаха падали, который не только нисколько не уменьшился, но даже как бы сгустился к вечеру.

– По-моему, вы все утратили чувство реальности, что, впрочем, меня совсем не удивляет: вы, должно быть, утратили его давным-давно, ходя как лошади по кругу в вашем замкнутом мирке. Пришло время мне отсюда уехать, и вы больше никогда со мной не встретитесь. Нет ли у вас, кстати, чего-нибудь выпить, если вас не слишком это обременит? И если вы мне предложите сигару, наподобие той, что у вас во рту, я, пожалуй, не откажусь. Я всегда считал, что курение способствует рождению глубоких мыслей.

Доктор отправился за бутылкой с лимонным ликером, двумя маленькими рюмками и коробкой сигар. Он наполнил рюмки, а Комиссар приступил к изучению сигар: обнюхивал их, проверял мягкость, катая между большим и указательным пальцами. Наконец выбрал «Робусто», изящно срезал кончик, перед тем как поднести ее к пламени, и не спеша, медленно поворачивал ее, чтобы зажглась ровно. Сделав первые затяжки, он посмаковал дым и, выпустив его изо рта, созерцал парившие серые кольца. Удовлетворенный, он поднес ко рту ликер, выпил его одним махом и с гримасой отвращения поставил рюмку на стол.

– Какой кошмар! Вы сами делаете эту гадость? Должны быть законы, запрещающие изготовление такой мерзости.

Это не помешало ему снова себе налить, не спрашивая позволения.

– Догадываюсь, что вы решили разыграть эту партию в шахматы по своим правилам. И надеялись успешно ее завершить. Но возникло неожиданное осложнение, и вы запаниковали. Не знаю, кому из вас в голову пришло пожертвовать фигуру в лице бедняги Учителя, выдумав эту идиотскую историю с изнасилованием, но только вам это ничего не даст и не спасет, уж поверьте моему опыту. Вы не выиграете, а вот проиграть можете по-крупному. Ваша идея? Мэра? Хотя это уже не важно. Вы все – полное дерьмо, это говорит вам знаток.

Единственное, что я хочу вам сказать: у вас не получится дать задний ход. Не знаю, чем все это закончится, а закончится плохо, но только выпутываться из этого вам предстоит самим. Я к этому времени буду уже далеко и забуду о вас навсегда.

Вы все негодяи, как я уже говорил, однако не настолько, чтобы расплеваться со всем, как это сделаю я. Подозреваю, что в вас еще теплится это жалкое христианское нечто, будоражащее вам душу со времен Голгофы, вся эта чушь насчет греха и покаяния. Вот это вас и убьет. Вы не совсем оторвались от понятия добродетели. И у вашего гнусного тщеславия нет достаточно действенного инструмента. Если уж идешь на сделку с дьяволом, нужно любить огонь и не бояться подпалить себя на костре. Вы остановились на полдороге: ваша душа грязна, но смелости недостает. Вы самые заурядные дилетанты. И поплатитесь за это. Сдохнете от раскаяния и мук совести, я в этом уверен.

Комиссар снова налил себе ликер и выпил, поморщившись. Обвел глазами стены и, подавив смешок, произнес:

– Вы прочли все эти книги?

– Кое-что прочел.

– С какой целью?

– Они помогли мне многое понять.

– Интересно, что именно?

– Людей. Жизнь. Мир.

– И всего-то? Какая самонадеянность! И в результате все кончилось этим жалким сфабрикованным дельцем? Плохими помощниками оказались ваши книги. Чего стоит хотя бы эта история с изнасилованием, шитая белыми нитками для всех, кроме, разумеется, экзальтированных дебилов на площади, которые готовы сожрать что угодно, особенно то, что преподносится им на блюде в готовом виде! Прежде чем пойти к вам, я вполне мог завернуть к малышке и ее папаше. Поверьте, трех пощечин вполне хватило бы, чтобы мне предложили иную версию случившегося. Одну я дал бы девчонке, и она призналась бы, что лгала по просьбе отца. Две других – этой сволочи, чтобы получить от него признание, что он сам месяцами насиловал дочь, а Мэр об этом знал, потому что застукал его однажды на лодке или в другом месте, и тогда он поручил ему оболгать Учителя в обмен на молчание. И оба проводили бы меня с рыданиями – и эта маленькая шлюха, и ее австралопитек, достойный кастрации и ампутации обеих рук.

Вы собирались действовать с помощью шантажа, чтобы помешать Учителю рассказать мне о том, что вы сотворили с тремя трупами, и о том, к какому выводу он пришел в результате своих морских прогулок? Но ничего не вышло. Нужно было придумать что-то более надежное. Не надо так на меня смотреть, он все мне рассказал, но и без него я знал гораздо больше об этом еще до того, как ступил на ваш проклятый остров.

Он прервал свою речь, посмотрел на сигару, которая погасла, понюхал ее, затем принюхался к воздуху в комнате. Он в упор смотрел на Доктора.

– А ведь вы были правы: здесь воняет падалью, но теперь мне кажется, что запах идет от вас.

Доктор продолжал слушать Комиссара, пока тот прикладывался к бутылке лимонного ликера и покуривал его сигары. Он все время задавал себе вопрос, что могло привязывать к жизни это явно одержимое бесами существо. Полное безразличие ко всему, страсть к хорошо выполненной работе, презрение к себе подобным или неутоленное желание убивать, о котором он говорил Мэру, удовольствие от разрушения?