Джордж Сондерс - Десятое декабря [сборник]

Вернулись в дом, когда на небе появились звезды, посидели на специальной платформе для наблюдения. Наши дети смотрели на звезды как зачарованные, словно в нашем районе их нет. Что, сказал я, в нашем районе нет звезд? Никакой реакции. Ни от кого. Вообще-то звезды там казались ярче. На платформе было много выпивки, и вдруг все, о чем я думал, показалось глупым. Так что я замолк, словно в ступоре.

Пэм вела машину, я, угрюмый и пьяный, сидел на пассажирском сиденье «парк-авеню». Дети, особенно Лилли, щебетали, какой был замечательный праздник. Томас без остановки пережевывал скучные факты о ламах со слов Эмметта.

Лилли: Не могу дождаться своего дня рождения. У меня ведь через две недели, да?

Пэм: Что ты хочешь устроить на свой день рождения, детка?

Долгое молчание в машине.

Наконец Лилли с грустью: Ой, я не знаю. Ничего, наверное.

Подъехали к дому. Снова молчание, смотрим на наш унылый пустой двор. То есть в основном сорняки и никакого красного восточного мостика с древними отпечатками копыт, никаких наружных построек, ни единой ДС, только Фербер, о котором вроде как забыли и который, как обычно, ходил и ходил вокруг дерева, пока почти не удушил себя до смерти своей постепенно укорачивающейся привязью, просто припечатал себя к земле, а сам оказался на спине и смотрел на нас умоляющими глазами, в которых к отчаянию примешивалось что-то вроде легко закипающей ярости.

Отстегнул привязь, Фербер посмотрел на меня враждебным взглядом и наложил кучу в опасной близости к веранде.

Посмотрел, не проявят ли дети инициативу – не уберут ли какашки. Но нет. Дети только прошли мимо, волоча ноги, и в изнеможении остановились у входной двери. И тогда я понял, что инициативу придется проявить мне и убрать кучу. Но я устал и знал, что мне еще нужно будет сделать запись в этой дурацкой тетради.

Вообще-то, не люблю богатых людей, из-за них мы, бедняки, чувствуем себя глупыми и неадекватными. Не то чтобы мы бедняки. Я бы сказал, мы средний класс. Нам очень, очень повезло. Я знаю. И все же нехорошо, что из-за богатых мы, середняки, чувствуем себя глупыми и неадекватными.

Пишу это все еще пьяным, уже поздно, а завтра понедельник – и, значит, работа.

Работа работа работа. Дурацкая работа. Так устал от работы.

Спокойной ночи.

(7 сент.)

Перечитал предыдущую запись и должен кое-что прояснить.

От работы не устал. Работа – благо. Я не ненавижу богатых. Я сам хочу стать богатым. А когда у нас наконец появится собственный мост, форели, домик на дереве, ДС и проч., по крайней мере, буду знать, мы сами все заработали, в отличие от тех же Торрини, у которых, как я чувствую, денежки-то семейные.

Сегодня на работе во время ланча был Осенний Толчок. Все, около тысячи человек, спустились во двор. Играло маленькое трио. Кто-то раздал маленькие оранжевые и желтые флажки с буквами ОТ, которые вскоре усеяли почти всю землю. По двору проходит канал, и много идиотов побросало в нее маленькие флажки. Фильтрующее устройство с одной стороны скоро оказалось забито флажками, дворник, у которого из заднего кармана торчало несколько флажков, сердито ходил вокруг фильтра, пытаясь вытолкать из него флажки линейкой.

Как всегда, подавали маленькие плоские сухие сэндвичи. Когда наша группа спустилась во двор, много сэндвичей уже валялись, втоптанные в землю вокруг сервировочного стола.

Присели на бермудскую травку, второпях поели.

Сидел, думал о Еве. Такая она прелесть. Вчера после вечеринки сидела грустила в своей комнате. Спросил, что случилось. Сказала ничего. Но в этюднике цветным карандашом зарисовка – ряд грустных ДС. Видно, что специально рисовала грустных, по морщинам на лице, как у Фу Манчу [22] Фу Манчу – литературный персонаж, созданный английским писателем Саксом Ромером. Является воплощением зла, гением преступного мира, вроде профессора Мориарти. , по которым стекали фонтаны слез, а там, где слезы падали на землю, расцветали цветы. (Заметка на память: поговорить с ней, объяснить, что ничего в этом плохого нет, они вовсе не грустят, на самом деле, учитывая их прежнюю жизнь, они счастливы: они сделали выбор, они довольны и пр.)

Очень трогательная передача на НОР [23] Национальное общественное радио, крупнейшая некоммерческая организация, которая собирает и затем распространяет новости с 797 радиостанций США. про бангладешскую ДС, отправляющую деньги домой, – теперь ее родители смогли построить хижину. (Заметка на память: найти в сети, загрузить, показать Еве. Сначала сделать апгрейд компьютеру. Он супермедленный. Мало памяти? Может, удалить «Цирковой неудачник»? Акробаты дергаются из-за нехватки памяти + слоны не прыгают = не увлекает.)

Уже почти час, как мы вернулись к работе. В лифте некоторые еще держали в руках маленькие сухие сэндвичи, все мы стояли красномордые, в галстуках, шутили насчет Осеннего Толчка: Мы ходили на Толчок, посетил нас там торчок и т. д., и т. п. Потом смущенное молчание – про себя повторяем то, что сейчас наболтали с таким энтузиазмом, словно претендовали на приз «Самое глупое изречение».

Короткий период, в течение которого все мы исподтишка поднимали глаза к зеркальному потолку кабины, чтобы обозреть свои лысины и т. д., и т. п., посмотреть, как мы выглядели «сверху».

Андерс сказал: Наверное, птицам я кажусь очень странным.

Никто не рассмеялся, все издали звук, как бы заменяющий смех, чтобы Андерс не обиделся: у него недавно умерла мать.

(8 сент.)

Только что вернулся из долгой прогулки по Вудклиффу.

Там повсюду мужчины моего возраста читают, сидя в больших креслах под яркими оранжевыми светильниками. А где мое большое кресло? Оранжевый светильник? Ни тебе большого кресла, ни ярких светильников, ни комнаты, уставленной книгами. Почему репродукции на наших стенах такие жалкие? У нас только одна, со старинными машинами, куплена в «Таргет» и другая – типичный пляж с колесом обозрения «Феррис», купленная на гаражной распродаже. Что мы делаем не так? Где наши дорогие картины в рамах, подписанные художниками? (Заметка на память: подружиться с молодым художником. В дом приходит молодой художник, семья производит на него сильное впечатление, он пишет семейные портреты бесплатно? И все равно – рамы штука дорогая. Может, семейство произвело такое впечатление на художника, что он сам делает рамы, т. е. рама = часть подарка?) В Вудклиффе все роскошно. Красивые клумбы, ночные запахи кедрового грунта, глиссеры на газонах в лунном свете. За большим домом с башнями на углу Лонгфелло + Перди-Вей двор простирается вниз склоном в двести ярдов идеального газона. Там в темноте пятнадцать (я пересчитал) ДС, висят себе безмолвно в белых мантиях в лунном свете. Дух захватывает. Их чуть наклонил ветерок, мантии и волосы (длинные, текучие, черные) – под одинаковым углом. Невероятные цветы (тюльпаны, розы, что-то ярко-оранжевое, что-то на длинных стеблях, собранное в белые гроздья) подрагивают на ветру, издавая бумажный шорох. Изнутри доносятся звуки флейты. Наводит на мысли о древности, о богатых людях тех времен, вот они разбивают великолепные сады, бродят по ним, рассуждают о философии, об изобилии земли, предназначенной для удовольствий, и т. д., и т. п.