Соня Фрейм - Опасный возраст

Он снял пальто и бросил его на спинку стула. Меня как будто больше не было в комнате. Его лицо выглядело усталым и немного презрительным. Сложно было сказать, всегда ли у него такое выражение или же ему просто не понравилось то, что он увидел.

— Где все?

— Уехали в горы. Будут завтра утром.

— А что, меня нельзя было предупредить? — осведомился он совершенно спокойным голосом, но от этого тона я чувствовал себя так, будто по мне провели лезвием ножа.

Судя по дрогнувшему лицу Алины, полоснуло и ее.

— Ну я же тут. Ты тоже никого не предупредил, — пробормотала она. — Мы сейчас уберемся… Я кексы испекла. Чай будешь?

— Принеси мне в кабинет, — утомленно кивнул он, внезапно привлекая ее к себе и целуя в лоб.

Я первый раз в жизни видел, чтобы от какого-то человека исходило столько непритворной властности. Алина кивнула и ткнулась ему в грудь лбом. Он благосклонно улыбнулся ей с высоты своего роста и скрылся за одной из дверей. Меня же как будто не было.

Мы быстро отнесли посуду на кухню, и я помог ей ее вымыть.

— Я пойду.

— Извини… я не знала, что он вернется, — сконфуженно ответила она.

— Ничего. Надеюсь, я ему просто не понравился.

— А что может быть хуже?

— Судя по выражению его лица, я вообще был не к месту.

— Да он просто злой с дороги!

Я накинул куртку, и мы попрощались. Между нами повисла какая-то неловкость. Словно внезапное появление ее отца что-то расставило по местам.

Она позвонила мне утром, перед школой.

— Ты забыл в подушках свой плеер.

— Я это понял еще вчера.

— Я слушала до утра все твои песни, — ответила она словно сквозь толщу сна.

Я рассмеялся.

— Ты не осатанела?

— Немного. Но хотелось понять, что тебя окружает, когда ты в этих наушниках. У тебя нет ни одной веселой.

Я прижимал трубку к уху плечом, на ходу застегивая толстовку. С кухни доносился голос мамы, говорящий, что я опоздаю.

— Веселая музыка слишком незамысловатая…

— Но… — продолжила она, не слушая меня, — я не нашла и ни одной по-настоящему грустной песни.

— Ну, если это не депрессивная музыка, тогда я не знаю, что тебе надо…

— Вот именно, — все так же, в полусне, заметила она. — Это депрессивная музыка. Но не печальная. Нет ничего грустнее, чем песня Мадонны «The power of good-bye [2] Сила прощания. ». Понятно тебе?

С этими словами Алина отключилась. Наверное, решила досыпать. Ей в понедельник надо было только к десяти. Я поразмышлял над ее словами и отправился в школу.

Я уже давно не слышал звуков улицы и то, как сквозь рев машин поют птицы.

Однажды я попробовал поговорить с Алиной о Саше. Не знаю, почему мне это взбрело в голову. Хуже темы для разговора с девушкой не найти, но непроизвольно я начал вспоминать об этом в один из наших вечеров.

Мы встречались в кафе, шатались по торговому центру или по моим страшным местам. Но этот разговор произошел у нее дома. Судьба опять крутанула барабан удачи, отправив ее многочисленных домочадцев к кому-то в гости.

Невольно мы словно превратились в скульптуры самих себя, застывшие в тот момент, когда в прошлый раз пришел ее отец. Она полулежала на мне, я устроился между подушками, а за окном растекался тусклый вечер. В комнате горел один странный торшер, который я за форму абажура прозвал «Пикачу».

Сначала говорила она. В какой-то момент я отключился. Это произошло в промежутке между моим молчанием, растекавшимся в кусочке окна небом и ее словами. Открылась другая реальность, о которой я почти забыл.

Как наяву в игре темных пятен над головой привиделись пальцы Саши.

«Эй, смотри, он изображает театр теней…» — прозвучало где-то рядом.

Призрачно всплыл тот день на озере. А сейчас над моей головой Саша складывал никогда не сказанные слова.

«Ты не уйдешь, — думал я, — ты все еще здесь, потому что во мне остался твой образ».

— Эй! — Кто-то здорово щелкнул меня по носу, и я вернулся.

На меня гневно взирала Алина. По ее виду я мог сказать, что ей хотелось стукнуть меня на самом деле.

— Прости, — почему-то севшим голосом сказал я.

Она нахмурилась, сведя аккуратные полосы своих бровей.

— Ты не слушаешь. Будто выключился. Если раздражает, скажи честно. Не буду больше ничего рассказывать.

— Я… просто вспомнил, — нехотя выдавил я, раздосадованный и своим поведением, и ее реакцией.

— И что же?

— Как мой друг повесился.

Алина будто язык проглотила. Ее лицо напомнило мне неудачный стоп-кадр.

— Ты… серьезно?

— Да. Его звали Саша. Это произошло в декабре. И я увидел его тогда и сейчас… просто вспомнил.

— Зачем о таком вспоминать? — поежилась она, и меня невольно покоробило ее восприятие этого короткого признания.

Мы молча взирали друг на друга, как олень с волком, и я сказал, уже решительнее:

— Для меня… это важно. Я не хочу помнить, но приходится. Потому что не понимаю, зачем. И мне кажется, что я все еще должен что-то сделать по отношению к нему.

Алина притихла, размышляя над моими словами. Я мог сейчас все оборвать, и мы снова начали бы говорить о другом, веселом. Обсуждать, кто лучше: собаки или кошки. Смотреть мемы в телефоне. Или гадать про жизнь на экзопланетах. Все это очень интересно. Но я что-то испортил или же… что-то о себе выдал. То, о чем ей знать не следовало.

— Но не ты же его вешал.

Прозвучало чуть комично.

— Нет. Но я должен был это остановить.

— Не бери ответственность. Это не твое решение, а его, — здраво заметила Алина.

— Я знаю.

Мой голос звучал точно эхо. Тени сгустились, а небо погасло. Только «Пикачу» нас и спасал в этот темный момент.

— Ты был на похоронах?

— Нет.

— А раньше… до его смерти… замечал что-то?

— Нет.

— Тогда забудь, — резко повторила она. — Все закончилось. И у тебя все хорошо, слышишь? Я с тобой.

Я обнял ее, действуя как робот. Она сказала то, что следовало сказать в этой ситуации. Но ощущалось это, будто я засунул руку в мазут и не могу смыть. Он все еще на моих пальцах.

«Эй, это театр теней…» — угасающе шептал кто-то.

Я просто сцепил зубы и вдарил по выключателю рядом. Со светом все закончилось.

Часто говорят, что если вы — хорошая пара, то вы друг на друга чем-то похожи. Я замечал, как такие люди словно перекликаются внешне, стоит им только увидеть друг друга. Сами по себе они могут быть кем угодно, но вместе в них проявляется синхронность, выдающая их принадлежность друг другу.

Чего нельзя было сказать о нас с Алиной.

Каждый раз, когда я случайно ловил наши отражения где-нибудь в витринах или зеркалах, я словно спотыкался. Она была светлой и непосредственной, а я шел рядом как злобное привидение. Мы не смотрелись. Это был факт.