Соня Фрейм - Опасный возраст

— Уходим, ребята, — уверенно и немного властно сообщила она.

Они попятились.

— Да ты гонишь, — пробормотал их неугомонный напарник.

— Проверим? — И улыбка проступила на лице отчетливее.

Андрей и Вова побежали первые, затем и этот…

Я остался сидеть на земле, глядя в никуда. Не хотелось абсолютно ничего. Даже встать. И злости почему-то не было. Где-то из труб капала вода… Женщина медленно приблизилась и присела рядом на корточки. Ее взгляд живо прошелся по моему расквашенному лицу и мокрой одежде.

Мой же взор скользнул по пистолету, который она все еще держала в руке.

— Настоящий? — не к месту спросил я.

Она слегка наклонила голову, продолжая изучать мое лицо, и мимоходом бросила:

— Нет, пугалка… Да-а-а… с лицом беда.

— Спасибо. Я думаю, дойду.

— Нет, ты никуда не пойдешь в таком виде, — ответила она, и я понял, что действительно никуда не пойду.

Еще в момент ее появления в ней мелькнули властность и умение плавно подавлять своей волей. Не пистолет спугнул этих придурков, а ее манера его направлять и требовать.

— Вставай, — мягко сказала она. — Что-нибудь придумаем.

Она протянула мне руку и помогла подняться. Ноги двигались нормально, но вся грудь и спина ныли так, словно по мне прошелся слон. По лицу продолжало что-то течь. Я уже не знал, вода это или кровь.

Мы зашли в подъезд и начали подниматься куда-то вверх. Это был старый четырехэтажный дом, построенный в начале прошлого века. В городе осталась таких парочка, и они считались чрезвычайно добротными. Потолки здесь были очень высокими, а окна — огромными. В квартирах часто даже имелась какая-то лепнина на потолке. Лестница, по которой мы поднимались, была широченная, и перила блестели, словно их наполировали пару минут назад. Женщина привела меня на последний этаж, и я отметил, что на площадку выходила всего одна дверь, хотя на других этажах было по три.

Она кивнула, чтобы я проходил. Даже в полумраке стало понятно, что комната гигантских размеров. В глубине мерцал золотистый ночник.

— Садись…

Она пришла уже с аптечкой и включила нормальный свет.

— Тебе не позавидуешь…

— Там что-нибудь осталось? — спросил я, имея в виду лицо.

— Сейчас посмотрим, — усмехнулась она.

Ее пальцы живо смыли с меня кровь и обработали какие-то мелкие раны. Я глядел на нее исподлобья, слабо понимая, что происходит. Видел только ее четко очерченные брови и внимательный прищур.

— Что с телом? — мимоходом поинтересовалась она. — Что болит?

— Все.

— Тебе нужно в любом случае в больницу, сделать снимки.

— Я шевелюсь, значит, все нормально.

Ей было где-то лет тридцать. Однако ее взгляд говорил о том, что душою она старше. Так мне казалось.

— И чего они от тебя хотели?

— Не знаю. От меня все чего-то хотят. Один я ничего не хочу.

— Может, ты действительно всем должен? Столько людей не может ошибаться, — хмыкнула она.

Затем ее взгляд упал на мою одежду. Она была мокрая и грязная, а джинсы порвались на одном колене.

— Далеко живешь? — поинтересовалась она.

— Ну… где-то в часе отсюда, если пешком.

— Значит, надо вызвать такси.

— Не надо. Я сам.

— Или тебя окончательно добьют…

Я устало взглянул на часы. Циферблат был разбит, но стрелки двигались. Час ночи. На телефон даже смотреть не хотелось.

— Мать меня убьет, а не они… — отстраненно пробормотал я самому себе.

Женщина глядела на меня пару мгновений, раздумывая о чем-то. Я не мог понять, что у нее на уме. Обычно я хорошо разбирался в людях буквально с первых же минут, такой у меня был дар. Но с ней не получалось. Она оказалась какая-то… непросматриваемая.

У нее были темно-каштановые, аккуратно подстриженные волосы — кажется, такая стрижка называлась «гарсон». На лоб элегантно спадала пара длинных прядей. Брови, как я уже говорил, словно тщательно вырисованы, хотя на ней ни грамма косметики. Их четкий, прямой контур временами придавал ее лицу выражение интеллектуальной хищности. Но взгляд оставался совсем неясным, постоянно ускользая, даже когда она смотрела прямо в глаза. Губы застыли в непонятной усмешке.

Я понял, что таращусь на нее уже минуту, и отвел взгляд. Было в ней что-то гипнотическое.

— Ты не можешь пойти в таком виде, — покачала она головой. — Давай я поговорю с твоей матерью. Останешься тут, а завтра отправишься домой, когда будет светло, а твоя одежда высохнет.

— Вряд ли во второй раз они будут меня искать…

— Ты еле стоишь, — заметила она, — давай мне ее телефон.

Сам не зная, почему, я подчинился. Когда дело доходило до общения с матерью, я никому не позволял влезать. Но тут произошло что-то странное.

Она набрала номер и с той же снисходительной усмешкой удалилась в другую комнату, чтобы поговорить. Моя мать была из тех людей, которых сложно убедить в чем-либо, если у нее уже есть мнение. Но у моей новой знакомой это получилось. Я не слышал самого разговора, только какие-то обрывки. Через пару минут хозяйка вернулась с трубкой и молча протянула мне.

— Сергей! — донесся крик вперемежку с плачем.

— Мам… я в порядке. Я…

— Господи, ну что ты творишь?!

Опять я оказался в чем-то виноватым, но пусть так, лишь бы она знала, что я жив.

— Я приеду…

— Оставайся там! — резко произнесла она. — Утром поговорим.

Женщина отстраненно наблюдала за моими потугами, и я просто вернул ей телефон. Она снова что-то мягко заговорила в трубку и наконец отключилась.

— Переночуй тут, — сообщила она. — Твоя мама все поняла. Просто нервы.

— И как у вас это вышло? — поинтересовался я. — У нее патологическое недоверие ко всему, что касается меня.

— Понятия не имею, о чем ты, — пожала она плечами. — Я сказала, что на тебя напали какие-то идиоты, ты не в лучшей форме, но жив. И лучше для тебя будет перекантоваться у меня. Я дала ей все свои данные, чтобы она не волновалась.

— У вас, наверное, дар убеждения, — покачал головой я.

— Поищу тебе одежду…

И она скрылась в коридоре. А я впервые огляделся. Похоже, ее жилище состояло из нескольких маленьких квартир, которые она объединила. Я находился в гостиной здоровых размеров, она же была и кухней. Обстановка выглядела элегантно: темное дерево, какие-то интересные растения в больших горшках, картины, торшеры… Вместо стола — барная стойка. У этой женщины присутствовал вкус. Об этом, впрочем, можно было сказать, бросив взгляд на ее лицо.

Прямо перед диваном на стене висела большая картина, изображавшая двух мальчиков, несущих на носилках ангела с завязанными глазами.

Вскоре хозяйка вернулась с мужской рубашкой в руках и тренировочными штанами.

— На, примерь… А свои вещи снимай, я хотя бы их постираю.

— Что это за картина? — спросил я вместо ответа.