Соня Фрейм - Опасный возраст

— И… что вы делали? — осторожно спросил я, боясь, что вопрос вдруг окажется слишком личным.

Элена скользнула по мне очередным эфемерным взглядом:

— Я рисовала целыми днями. Периодически сбегала из дома к океану и слушала звуки природы. Человек не может жить без воды, думала я тогда. А теперь вот живу в городе, у подножия гор. Океана тут нет и в помине.

— Что вы здесь потеряли? — не выдержал я.

— Моя мать отсюда. Она и жила в том доме, где ты был. В прошлом году я работала над одним проектом в вашем городе и решила остаться подольше. В конце концов, мои корни отчасти отсюда. Несмотря на то что я выросла в другой стране, я всегда думала по-русски. Да и здесь не так плохо, как тебе кажется.

Я смерил ее недоверчивым взглядом, а она вдруг рассмеялась.

— А, пришел мой старый друг, — вдруг сказала она, глядя куда-то сквозь меня.

Я обернулся и увидел, что к нам идет высокий седовласый мужчина в сопровождении двух разодетых дам. Элена невесомо коснулась моего запястья и сказала:

— Я поздороваюсь с ними. А ты иди, перекуси…

Ее глаза мягко мигнули мне с уже знакомым выражением благосклонности и загадки.

Она плавно откололась в сторону новоприбывших гостей. Мужчина в первую очередь расцеловал ее в обе щеки, а Элена приятно им всем улыбалась и что-то живо говорила. Я так и не понял, являлась ли наша беседа жестом вежливости или ей и впрямь было интересно болтать с побитым мальчиком, случайно попавшим на ее праздник.

Оставалось бродить по залу дальше. Я съел какой-то бутерброд меньше моей ладони. Без Элены выставка вдруг стала не такой интересной. Все картины я посмотрел, а общаться с кем-то из здешних людей было проблематично. Я надеялся, что она вернется ко мне, но Элена кочевала от одной группы к другой, вызывая везде бурю восторга. Я слышал, как она говорила на разных языках: на безупречном английском, русском и еще одном журчащем языке — наверное, это был португальский.

В груди свербило странное чувство, и я даже нашел ему верное слово: «ревность». Мне хотелось, чтобы Элена общалась только со мной. Но она принадлежала всем гостям, а я пожирал ее аккуратно подстриженный затылок голодными глазами, сам не понимая, что на меня нашло. Изредка наши глаза пересекались, и она улыбалась мне со спокойным дружелюбием.

Помня, что обещал вернуться домой пораньше, я неохотно отправился к выходу. Элена опять с кем-то оживленно болтала, и было неудобно отрывать ее, чтобы попрощаться. Я надеялся, что у меня еще будет шанс ее увидеть.

Внезапно, когда я уже был у выхода, она окликнула меня, стоя в распахнутых дверях выставочного зала:

— Сергей!

Эхо ее голоса разлетелось по стеклянному холлу.

Я обернулся.

— Хочешь выпить кофе со мной на следующей неделе?

— Да… с удовольствием, — не скрывая своей радости, ответил я.

Элена кивнула с довольной усмешкой.

— Отлично. Приходи в субботу. В одиннадцать. Адрес помнишь?

— Помню.

— Ну, увидимся.

И она скрылась в зале.

«Идеальный затылок», — промелькнуло в голове.

Я по-прежнему торчал под домашним арестом, и это давалось тяжело. Жизнь дома означала либо уход в компьютер, либо присутствие в квартире телесной оболочкой. Я пробовал что-то приготовить, но только испачкал плиту. Чтение немного спасало, но нельзя читать все время, как и учиться. Донимать кота тоже надоело.

Поэтому субботы я ждал, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения. Мама же отнеслась к встрече с легким подозрением.

— Что ей нужно от тебя?

— Просто пообщаться. Почему сразу нужно?

— Я не представляю, что общего может быть между женщиной ее возраста и подростком вроде тебя…

— Да много чего. Искусство, например.

— Мне это не нравится. Это просто… странно.

— Конечно, она педофилка и насилует мальчиков.

— Я этого не говорила.

— Но подумала.

— Хватит передергивать…

— К тому же… — начал я, вдруг на ходу придумав достойную причину, — она работает с компьютерной графикой. Все ее картины большей частью цифровые… И я подумал, что тоже мог бы этому поучиться. Может, она что-то посоветует?

Это подействовало. Мама снова прониклась к Элене безграничной симпатией и сказала, что, вообще-то, она ей сразу понравилась. К тому же время суток располагало к прогулкам. По крайней мере, в первой половине дня шанс быть убитым чуть меньше, чем после заката солнца.

Я двигался к дому Элены чуть ли не бегом. Мои ноги истосковались по чувству дороги под ногами, куда бы она ни вела. К тому же мне пришлось меньше курить, сидя дома, и теперь я отрывался. Куря, я вместе с дымом вбирал в себя и окружающий мир.

Хотя в последнее время из-за маминых расстройств я стал подумывать, что пора завязывать.

Адрес я помнил отлично. Я пришел к ее дому почти на автомате и легко взбежал на последний этаж. В голове пронеслось, что надо было что-то купить. Может быть, пирожные или букет цветов.

«Откуда такая галантность?» — хотелось мне ехидно поинтересоваться у самого себя.

Элена открыла мне дверь и благожелательно кивнула. Я был рад увидеть ее снова. Мне хотелось просто слушать, что она говорит, или же говорить самому. Это было неважно. С Эленой мир становился больше.

— Здравствуй…

— Здравствуйте…

— У меня есть предложение, — сказала она прямо с порога. — Давай ты будешь обращаться ко мне на «ты»?

— Если у меня повернется язык…

— Я так старо выгляжу?

— Нет. Но, говоря «вы», я подчеркиваю свое уважение.

— Тогда ты подчеркнул это очень жирно. Я поняла, спасибо. На «ты»!

Она говорила об этом весело и мягко, но это был почти что приказ.

— Я старше тебя на четырнадцать лет. Но разница только в цифрах, согласен?

— Согласен…

Я прошел в знакомую комнату, где витали запахи кофе и свежего хлеба. Прямо как в то утро. Мальчики с картины Симберга продолжали свое бесконечное паломничество. Где-то под потолком играла музыка, я поднял глаза и увидел колонки. Пел нежный женский голос…

Я присел за стойку бара, а Элена тем временем разлила кофе по кружкам. В этот раз стояли еще какие-то конфеты, сыры и колбасы, масло с травами, «Филадельфия»… Обычно у меня не было такого выбора. Я мог максимум пометаться между вареньем или сырком для хлеба.

— Как закончилась выставка? — спросил я, переводя взгляд на нее.

Сегодня Элена была в бежевом пуловере и черных брюках широкого покроя. Ее лицо выглядело как в рекламе крема для омоложения. Там обычно помещают красивых тридцатилетних женщин с едва заметными морщинами вокруг глаз, и их кожа выглядит здоровее, чем у большинства девушек.

У Элены пока еще не было каких-либо возрастных признаков. Ее реальный возраст, а также безвременная душевная мудрость угадывались на каком-то необъяснимом интуитивном уровне