Эмили Фридлунд - История волков

Она поерзала на сиденье, взъерошила Полу волосы, и он шевельнулся во сне. На мгновение показалось, что мальчик снится страшный сон. Его личико сморщилось, словно он собрался заплакать. Но он не проснулся.

– Мы оставались в аудитории после занятий. По моей инициативе. Это я предложила ему встречаться. Я, не он.

Я ждала продолжения.

– Он был… как… не знаю. Он был для меня важнее всего, что было в моей жизни в то время.

Мне было в это трудно поверить. Мне было тяжело представить себе, что этот худой дядька в черных тапках способен произвести неотразимое впечатление. Мне он казался легковесным, хотя и, пожалуй, жутко упертым – от него было так же трудно отделаться, как от несмываемого пятна на футболке. Я вспомнила его голую пятку, вылезшую из тапка, и его тапок – черный, поношенный, уродливый.

– Однажды моя университетская подруга наткнулась на него в студенческом городке – она собирала подписи для какой-то благотворительной инициативы – и сказала мне, что в нем есть нечто обескураживающее. А я сказала: «Точно!» Он обескураживающе умен. Так и есть.

Она оправдывалась перед собой. Она придумывала для меня аргументы, выстраивая свою оборону. Она пыталась убедить меня в чем-то, и, пока она говорила, я видела, как она невольно выпрямляет спину, интуитивно ища точку опоры.

– Послушай, Линда. – Она старалась говорить шепотом, и все ее согласные превращались в шипящие. – Я не слишком умею объяснять. В этом смысле я не такая, как Лео. Когда закончился наш семестр, я пригласила его сходить со мной в кафетерий и съесть маффин – он взял с отрубями, а я – черничный, а через неделю мы опять пошли туда, а еще через неделю – опять, и я помню, как он, вставая из-за стола, аккуратно заправлял рубашку в брюки. Знаешь, как это бывает? Ты все ждешь и ждешь, чтобы человек сделал какой-то знакомый жест, – и вот он его делает. Он всегда аккуратно заправляет рубашку в брюки, когда встает из-за стола, и тебе кажется, ну не знаю, что не нужно тратить много времени и усилий, чтобы получше узнать человека, потому что он делает такой вот привычный жест и ты можешь заранее его предсказать. Он был такой умный, и мне сразу показалось, что я знаю его лучше, чем он сам себя. Это очень мощное чувство. Это очень впечатляет.

– Вам нравилось, как он заправляет рубашку в брюки? – Я была заинтригована. И неприятно поражена.

– Нет, я просто знала, как он заправляет рубашку. Это другое. И мне было лестно. Он только что окончил аспирантуру, его имя гремело по всему университету после статьи, которую он опубликовал в журнале «Нейчур», и он сказал мне, ой, ну, наверное, спустя месяц, что он не рассказал мне про себя всего. Он сказал, что хотел мне все рассказать, и, знаешь, мне же было девятнадцать. Я же была… о нет, подумала я тогда, неужели он преступник, или извращенец, или кто-то в таком роде. Я была еще совсем ребенком!

– Он не был извращенцем, – заметила я.

– Нет, ничего такого. Он просто захотел рассказать мне о своей религии, он был потомственным приверженцем «Христианской науки», и я расхохоталась ему в лицо, когда он это сказал, потому что у меня гора с плеч упала. Я ведь и правда боялась услышать от него что-то ужасное.

И тут я увидела Лео: он шел к нам. Он прикрывал ладонью глаза от солнца и искал машину. На плече он нес два рюкзака – мой и Пола, а свободной рукой катил за собой чемодан на колесиках. Он шел быстро, почти бегом, штанины его шортов цвета хаки при ходьбе зажались в промежности, и из-под них торчали его бледные ляжки.

– И что потом произошло? – спросила я у Патры с нетерпением.

А сама имела в виду другое: и что вы мне пытаетесь объяснить? Мне показалось, что я что-то пропустила, что, пока глядела в окно на Лео, она уже изложила главную часть своего повествования.

– Ой, сама не знаю. – Она, должно быть, тоже заметила приближающегося Лео, потому что ее голос сразу изменился – он зажурчал тише, и в нем послышались нотки обтекаемой, даже лукавой, слащавости и безразличия. – Меня смешила его серьезность. А потом я вышла за него замуж. Мне нравилось, что он такой вот серьезный, и мне казалось, что я не такая, как все.

Лео наконец нашел взглядом машину. Он зашел сзади и погрузил вещи в багажник. Он, ясное дело, не видел, что мы сидим внутри и глядим прямо на него, потому что, когда снова обошел машину и увидел свое отражение в стекле, он с досадой вздохнул и пригладил каштановый вихор на макушке. А потом двумя пальцами разгладил зажатый в промежности верх коротких штанин. Но это еще не все.

– Смотри! – шепнула Патра.

Перед тем как раскрыть дверцу машины, Лео засунул ладонь за пояс шортов и заткнул поглубже голубую хлопковую рубашку. Это был машинальный жест, и он немного сконфузился, словно не был уверен, что пассажиры обрадуются, снова увидев его, или не знал, что он обнаружит в салоне, открыв дверцу.

Патра сказала мне:

– В девятнадцать лет тебе покажется, что ты стара как мир и что ты давно уже повзрослела. Вот увидишь!

– У вас все хорошо? – спросил Лео, тяжело опустившись на водительское сиденье.

Патра подалась к нему и поцеловала в мочку уха.

Он обернулся и внимательно осмотрел лицо спящего Пола, потом перевел взгляд на Патру.

– У нас все хорошо, – ответила я за нее.

На обратном пути мы поменялись ролями. Всю дорогу Лео вежливо расспрашивал меня про рыбалку на озере и залежи железной руды, а на заднем сиденье Патра вместо меня вполголоса играла с Полом в загадки. Мы опять попали в пробку на ремонтируемом участке шоссе под Дулутом, но на этот раз простояли еще дольше. И все это время, что мы стояли, в клубах оранжевой строительной пыли и автомобильных выхлопов, Лео без умолку вел со мной беседу, не поворачивая лица, кивая и, похоже, не слушая мои ответы. Я перестала утруждать себя длинными ответами, а он наконец перестал задавать мне вопросы. Между нами разверзлась пропасть молчания. Так прошел час, два часа. Никто не предложил заехать в «Денниз». Когда наш разговор оборвался, я начала искать глазами опознавательные знаки, которые запомнила накануне – фиолетовую водонапорную башню, прорытый в горе новый тоннель, – но при движении в противоположном направлении пейзаж выглядел совсем иначе, и я не могла заранее приготовиться к появлению того или иного ориентира. Я узнавала их только уже задним числом, когда они оставались позади, и мне приходилось оборачиваться и разглядывать, скажем, водонапорную башню, стремительно уменьшающуюся в размерах.

– Ну вот, мы почти дома! – воскликнул Лео радостно, когда мы вылетели из тоннеля. Похоже, он заготовил эту фразу задолго до того, как она была географически оправдана. К тому времени как мы помчались по знакомым трассам, исхоженным мной за многие годы, Лео уже больше часа повторял свое «Мы почти дома!». Потом в рваных лучах солнца, проглядывавшего сквозь густой лес, замаячил Лус-Ривер, и Лео так расслабился, что даже замурлыкал «Доброго короля Вацлава». Патра тут же подхватила мелодию своим послушным сопрано. А мое непослушное сердце упало.